Олег Михайлов - Громовой пролети струей. Державин

В Малыковке Державина беспокоило многое: стоявший на Иргизе капитан Лодыгин некстати пугал народ казнями и виселицами, мог только разогнать жителей и всё напортить. Прапорщик жаловался Бибикову: «Не прикажете ли ему остаться в своём доме и помолчать? А если он надобен, то, по крайней мере, сообщали бы мне, что он намерен делать». Бибиков без промедления отвечал своему любимцу: «Капитана Лодыгина не терпите. Я к нему посылаю при сём ордер, чтоб он или в доме своём остался и жил бы спокойно, или ехал бы в Казань. Ежели же он не поедет, то имеете отправить его под присмотром». Серебряков с Герасимовым донесли вскорости о том, что Пугачёв, желая привлечь себе в помощь киргизцев, обнародовал манифест, обещая им за то Яицкую степь до Волги. Ожидалось, что они начнут набеги на приволжские поселения. Державин тотчас же решил отправиться в Саратов, где стояла сильная воинская команда, имея на руках письмо Бибикова о чинении ему помощи.

В исходе 1773-го года в Саратов был назначен новый начальник — брат известного вельможи, деятельный, строгий и жестокий Пётр Никитич Кречетников. Лейб-гвардии прапорщик намеревался попросить у него военной подмоги для ограждения Малыковки.

Ехали в Саратов верхами вдоль Волги с Андреем Карпицким, небольшим, ладным, в гусарском долмане, усы щёточкой. На льду уже повсюду показались прососы, а кое-где вода даже перепрыскивала через льдины.

Деревянный дом губернатора снаружи не охранялся. Лейб-гвардии прапорщик вошёл, кинул в угол шляпу, велел о себе доложить. Его встретили в зале дородный вельможа в генеральском мундире и полковник с огромным носом и усами.

Кречетников наотрез отказался выполнить просьбу Державина:

— У нас свои страхи! Нам ли кидаться солдатами невесть зачем! Верно я говорю, комендант?

Полковник согласно закивал своим страшным, точно отлакированным, носом.

— Вот письмо его высокопревосходительства генерал-аншефа и российских орденов кавалера господина Бибикова... — начал было прапорщик.

По холёному лицу вельможи прошла тень:

— Мне Алексей Ильич не указ!

— Ах даже так! — Державин заносчиво повысил голос: — Смотрите, ваше превосходительство, как бы вам это не зачлось!

— А я вот возьму да прикажу сейчас полковнику Бошняку, — надулся до красноты вельможа, — и он за предерзостные сии речи отправит вас, прапорщик, в холодную!

— Я гвардейский офицер! — отрывисто отпарировал Державин. — И при таком намерении готов лишить вашего коменданта его пышного украшения. Но, извините, побрею его не бритвою, а шпагой! Честь имею!

Чёрные усищи Бошняка поползли вверх. Державин круто повернулся, сгоряча вылетел на улицу без шляпы. Карпицкий ожидал его перед губернаторским домом:

— Где пан думает остановиться?

— Поедем-ка, Андрей, назад в Малыковку! Здесь нам, видать, делать нечего!..

Страшный удар между лопаток едва не повалил его. Он обернулся, чтоб хватить обидчика кулаком, и... увидел такое знакомое и такое добродушное красное лицо.

— Петруха, чёрт!

Гасвицкий оглушительно захохотал:

— Гаврила! Братуха!

Они долго давили друг друга в объятиях.

— Повздорил я с вашим новым губернатором, — снова помрачнел прапорщик. — А мне позарез нужен хоть небольшой отряд...

— Да, это преизрядный задавала. И комендант не лучше, — своим добрым толстым голосом пророкотал Гасвицкий. — Я его в магистрате тут чуть не смазал... А не пойти ль тебе в контору опекунств? Начальник её, бригадир Лодыженский, — добрый мой приятель...

Коллегия опекунства иностранных, учреждённая в 1762-м году для устройства немецких и прочих колонистов, подчинялась непосредственно Питербурху, точнее, её президенту графу Григорию Орлову.

— Это дельно! — воспрял духом Державин. — Мой благодетель господин Бибиков и об этом в письме помянул. Да, вишь, стычка с вашим индюком из меня всю память вышибла...

— А после разговору с бригадиром заходи ко мне. Гляди — четвёртый от угла дом. Городок наш небольшой, всего восемь тысяч жителей, не то что Москва. Так что не заблудишься...

Державин вернулся в Малыковку, получив согласие Лодыженского выделить для его нужд фузилёрную роту [27]. Обстановка меж тем непрестанно менялась на всём обширном театре. 31 марта прапорщик получил весьма благоволительный ордер Бибикова с известием: «Злодей генералом Голицыным под Татищевой совершенно разбит...» Это был поворот во всей войне 1773—1774 годов.

Князь Пётр Михайлович Голицын, сын знаменитого петровского генерал-адмирала, участвовал под началом Бибикова в польской кампании 1769—1772 годов, а затем в русско-турецкой войне. Когда 22 июня 1773 года в разгар сражения под Кучук-Кайнарджи погиб знаменитый генерал Вейсман, Голицын принял на себя командование и довёл битву до полного разгрома корпуса Нуман-паши.