Виктор Некрас - Жребий изгоев. Всеслав Чародей – 1

Потом, пока шла война Владимиричей, пока Судислав сидел в Белоозере на престоле… князь невольно вспоминал эти времена как лучшие, невзирая даже и на смерть сыновей, которые и внуков ему не оставили. Не успели.

А уже когда он в поруб попал…

Судислав невольно вздохнул.

– А что, Колюта… – свистящим шёпотом спросил бывший князь, а ныне старец Георгий, – не пришла ли пора сани готовить 5 5 Готовить сани – готовиться к смерти. ?

– Покинь, княже, – возразил чернец, всё ещё бодрый и крепкий. – Тебе ли о смерти думать?

Князь раздражённо вскинул глаза, готовясь хлестнуть верного слугу гневными словами – что мол, ещё за слюнявые утешения? – но наткнулся на твёрдый взгляд гридня и осёкся. Гридень не лицемерил, он и впрямь так думал. И говорил, что думает, как и было меж ними, слугой и господином, заведено.

Стало быть, его дела не так уж и плохи?

– Стало, поживём ещё, Колюта? – усмехнулся князь.

– Поживём, княже, – кивнул гридень твёрдо.

Но…

– А зачем, Колюта? – прищурился Судислав, слабой рукой утирая с губ белёсый налёт.

– Что зачем, княже? – не понял гридень.

– Жить-то мне зачем? – Судислав усмехнулся, холодно и жёстко, и в этот миг Колюта снова признал в немощном старце своего господина, волевого и смелого князя. – В келье гнить? А не в келье – так снова в порубе?

Обратно в поруб князь не хотел.

Гридень молча глядел на князя и взгляд его не особенно понравился бы кому-то постороннему. Особенно если бы этим сторонним был кто-то из Ярославичей – глаза Колюты не обещали им ничего доброго.

– Нет, – тихо засмеялся князь, поняв взгляд гридня. – Опять воевать… это тоже уже не для меня. Теперь – не для меня.

– Ты – старший в княжьем племени, – твёрдо возразил Колюта. – Ты – сын Ольга Святославича! Великий стол должен быть твоим!

– Это так, Колюта, – тихо ответил князь. – Только не смогу я. Поздно. Мне поздно. Я уже в колоду гляжу, а детей у меня нет – для кого я за великий стол бороться буду? Ради самолюбия своего?!

– Отчего – ради самолюбия?! – холодно ответил гридень. – Ради правды! Ради порядка мирового! Ради богов русских!

Князь Судислав молчал – на челюсти вспухли желваки, взгляд заострился. Колюте на миг показалось – сейчас сбросит Судислав Ольгович рядно и суконное одеяло, встанет и кликнет клич витязям.

Только до Белоозера было далеко, а желваки на челюсти князя скоро разгладились.

Нет.

Не боец был больше князь Судислав, горько согласился неведомо с кем Колюта. Сами собой сжались кулаки. Хотелось мстить за загубленную жизнь господина – да и свою тоже.

– Так что пришла пора, Колюта, – почти неслышно шевельнулись губы князя. – Пора доставать заветную шкатулку.

– Вспомнил, – хмыкнул Колюта отстранённо, что-то ища в поясной калите. – Той шкатулки уж лет двадцать как нету – сторожа плесковская выманила, чтобы тебе постель тёплую в поруб передать.

Шкатулка была дорогая, резьбы доброго белозёрского мастера, из томлёной корельской берёзы, но князь не её сейчас пожалел.

Тревожило другое.

– А… – князь чуть испуганно приподнялся, и замолк, увидев в руках гридня небольшой рожок с плотно притёртой пробкой.

– Обижаешь, княже Судислав, – укорил негромко Колюта. – Неуж ты думаешь, я им шкатулку так и отдал, вместе с…

Гридень не договорил.

Достал из поставца две каповых чаши, взялся за пробку. Встретился взглядами с князем, замер на миг.

Князь покачал головой.

– Сначала – бересту и писало.

Колюта, не удивляясь, положил на стол чистый выглаженный лист бересты, сел и приготовился писать. Не особенно навычный до сих пор в грамоте гридень многому выучился в обители.

Князь говорил медленно, хотя мысли бежали быстро, удивительно ловко складываясь в слова – то, о чём он долго думал сначала в заточении порубном, а после – в монастырском. Медленно – чтобы Колюта успел за течением княжьей мысли.

Князь Судислав отвергался от христианства и пострига. Призывая в видоки богов Перуна и Велеса, он передавал свои права на великое княжение, на каменный престол 6 6 Каменный престол – трон киевских великих князей. Обряд интронизации киевских великих князей почти полностью совпадал с таким же обрядом у правителей Чехии и Карантании, при которых князя усаживали при интронизации на каменный трон (жертвенный камень). киевский полоцкому князю Всеславу Брячиславичу.

Договорил.

Смолк, переводя дыхание.

Вновь встретился взглядами с верным гриднем.