Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария

Палёный обратился к своему пленнику.

– Скажи своим, пусть уходят и заберут того, что валяется, – негромко молвил он, – ну! Иначе на счёт три я режу тебе глотку, один…

– Не убивать, нет, мы уходить! – закричал перепуганный таким оборотом главарь разбойников.

– Оружие на песок, забирайте своих калек и быстро уходите. От вашего крика проснулась охрана, и если будете медлить, то уже никто никуда не уйдёт, – велел оборванец.

Разбойники побросали к костру ножи и, подхватив своего корчащегося от боли главаря и стенающего здоровяка, поспешно удалились. Стали подходить проснувшиеся гребцы и охоронцы. Палёный вытер окровавленный короткий нож и неуловимым движением спрятал его у себя под лохмотьями. Купец, хоть и был очень взволнован нежданным ночным происшествием, успел заметить, что несколько серебряных монет, что в стычке выпали на песок из его мошны, так и остались лежать у ног оборванца нетронутыми, позже их поднял охоронец. Началась запоздалая суматоха, и лишь Палёный всё так же сидел на своём месте у костра, словно ничего не произошло. Теперь купец уже не опасался, что загадочный бродник что-то у него украдёт, – тот, кто не покусился на серебро под ногами, не станет красть товар, чтобы продать его.

Лодьи, пройдя вверх по Танаису, наконец причалили прямо к каменной пристани торгового града россов, который они именовали Дон-градом, расположенного на острове между Доном и его притоком Северским Донцом.

Старший ватаги крепких местных грузчиков, поторговавшись с прижимистым Самуилом, наконец ударил с ним по рукам. Ватага принялась споро выгружать лодьи. Купец строго следил, чтобы Палёный и охоронцы подавали грузчикам товар по порядку, а те не путали тюки на пристани.

От бывшего трапезита не ускользнуло – ещё там, в Пантикапее, когда хмурые и даже будто чем-то озлобленные россы брали с купца «проходные», и вот сейчас ватага работала совсем не так, как они это делают обычно. Грузчики не смеялись, не подначивали друг друга и даже не отпускали шуток в адрес осторожного Самуила, который старался доглядеть за каждым работником, не утаил ли кто из них чего-то из выгружаемого товара.

Палёный, закончив работу, подошёл к купцу за «расчётом». Тот дал ему немного продуктов.

– Куда ты пойдёшь, из какой ты земли? – спросил Самуил.

– Я Палёный, земли у меня нет, а вольному человеку любой ветер попутный. Может, добавишь пару монет за спасённое добро? – прищурился работник.

– Ой, Палёный, я ведь тоже, как и ты, без страны и без денег, – горестно завздыхал Самуил. – Всё, что сейчас имею, – жалкие крохи, а ведь я был ещё недавно богат и знаменит. В Итиле мой двоюродный брат был вторым помощником главного сборщика податей, а сколько у меня было судов для торговли рабами, о-о, если бы ты знал, кем был раньше бедный сейчас Самуил… Из-за проклятого Русского Барса я, да что я, все мои родственники и знакомые, все стали нищими, он разорил нас, да что там разорил! О Великий Яхве, этот проклятый рус отобрал у нас страну! А когда кто-то обижает многих людей, пусть не обижается, что эти многие захотят ему отомстить…

– Но ведь это была страна хазар.

– Каких хазар, тех, кто добывал еду и рабов? Да они как раз мало что потеряли, кроме жизни, конечно, – хмыкнул Самуил. – Но те, что уцелели, теперь опять кому-нибудь служат, а вот мы потеряли всё! Моё предложение остаётся в силе: я заплачу тебе монетами, если останешься работать у меня.

Палёный покачал головой.

– Ладно, купец, в торговле держи ухо востро, что с хазарами, что с греками! – одними уголками губ едва заметно ухмыльнулся он.

Проводив очами суетящегося с товарами Самуила, оборванец затерялся средь людской толкотни, по давней привычке трапезита невольно прислушиваясь к многоязыкому говору и замечая всё, что происходит вокруг.

Пристань осталась позади, обрывки разговоров на разных языках сложились в единую мозаику картины. Бродник прошёл ещё чуть далее по берегу и в глубокой задумчивости воззрился на голубую воду реки. Было о чём подумать в отдалении от шумной пристани. То, что он услышал, взволновало его так, что холодная дрожь несколько раз прокатилась невидимой волной по телу, как будто сама смерть заглянула в душу. Он понял главное, что произошло, и почему изменились россы. Это была весть о его гибели, смерти катархонта россов Святослава! Об этом говорили вполголоса два греческих купца, видимо только сейчас пришедшие с Белобережья. О том же толковали арабские купцы, похваляясь друг перед другом, как выгодно отторговались у печенегов и как щедро эти неотёсанные кочевники расплачиваются золотом и дорогими шелками из воинской добычи, взятой при уничтожении богатого флота урусов.