Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария

– Получилось! – радостно заволновался помощник, указывая на мост, который дрогнул и стал медленно опускаться. Ждавшая этого мгновения первая кентархия гоплитов устремилась к опускающемуся мосту. На сторожевой башне царила полная тишина: наверное, те, кто находился на ней, уже были убиты заговорщиками. Вот, заскрипев, начали открываться главные ворота. Гоплиты тяжёлой поступью взошли на мост через ров и устремились к воротам… которые неожиданно затворились, а на головы железных воинов полетели камни, полилось горячее масло и смола. Раздались крики раненых. Отхлынувшие от смертоносных стен гоплиты столкнулись с теми, кто ещё бежали к воротам, на узком мосту через ров. Сшибаясь друг с другом, они падали в воду в своих тяжёлых доспехах и тут же шли ко дну, а тем, кто пытался выбраться, на головы падали новые железные вои, погружая нижних в илистую жижу глинистого канала. Кто-то, сбрасывая тяжёлые шлемы с забралами и боевые рукавицы, жадно хватая воздух широко открытым ртом, тут же получал меткую стрелу болгарского или русского лучника. Вопли, крики, стоны, проклятия и запоздалые команды, лязг железа о железо и шипение горящей смолы, попадающей в воду, кровь и пар, – всё смешалось у ворот смерти, которыми стали для многих десятков гоплитов и синодиков восточные ворота Доростола.

– Назад! – заорал вне себя обычно невозмутимый Каридис. – Сигнал к отходу, скорее!

Такого позора старший стратигос не испытывал ещё никогда. Каково же пришлось бы ему на самом деле, узнай он, что немалую роль в сём унижении сыграл не опытный изведыватель россов, а простой огнищанин, с бодрым уханьем низвергавший в это время со стен пудовые камни на головы греческих латников.

Дерзкие вылазки осаждённых сменялись яростными приступами греков, и тогда на защиту града становились вместе с любимыми их жёны. Так велось у славян издавна и немало удивляло римлян, персов и прочих завоевателей, так же как теперь византийцев, когда, снимая шелом с убитого славянского воина, они обнаруживали вдруг прекрасную жену. Рядом со взрослыми на стенах порой возникали и дети, подавая камни, стрелы, помогая перевязывать раненых, приносили воду и еду. Воинские начальники их, конечно, не пропускали, но они умудрялись появляться снова и снова.

Святослав почувствовал, что на сегодня всё – византийцы больше не станут идти на приступ. Он устало опустил меч и сел тут же на стене, привалившись широкой спиной к зубцу-выступу. Подрагивающей после сильнейшего напряжения десницей утёр пот, копоть и кровь с чела.

– Предслава, почему ты снова здесь, ведь ты же… – Он запнулся, скосив очи на чрево облачённой в кольчугу жены. – Ведь я тебе сколько рёк, не место жене там, где Мара пирует…

– Нынче на стенах я не одна, погляди вокруг, сколько женщин, да и что другие молвить станут, коли жена князя в такой час дома хорониться будет? – упрямо рекла бывшая жрица бога Загрея, опускаясь напротив мужа, звякнув при этом о камни лёгким хазарским палашом.

– Но ведь ты затяжелела…

– Про то только мне и тебе ведомо, – тихо молвила Предслава.

– Кольчугу такую ладную где взяла? – перевёл разговор на другое усталый князь, разумея, что спорить с волхвиней – пустое дело, даже князю.

– В твоей оружейной, где же ещё, и меч хазарский там же Ворон помог сыскать. Мы ведь Берегини ваши, и не только сражаемся, а ещё и храним вас своей женской силой. – И добавила, печально улыбнувшись: – Я не вижу здесь нас мёртвыми, знать, не суждено на стенах погибнуть… – И она провела рукой по едва заметному чреву.

– Что, трудна, брат Ярослав, наука изведывательская? – вопрошал Ворон умаявшегося от долгих занятий отрока.

– Я просился в боевую вылазку, а меня в учение! – насупившись, отвечал коренастый отрок.

– На боевую вылазку, речёшь, – вдруг сузил свои птичьи очи изведыватель, – мыслишь, в единоборстве и неумеха стоять может супротив обученного и вооружённого грека? Держи клинок, – решительно протянул он ученику греческий ромфей, – рази меня!

– Как, – опешил отрок, – в самом деле?

– А на стене или в вылазке ночной ты грека шутейно разить будешь? – строго одёрнул его наставник.

Ярослав приноровился к клинку, несколько раз махнул им в воздухе, а потом рубанул перед самой грудью главного изведывателя, но тот даже не шелохнулся.

– Так нечестно, дядька Ворон, ты не защищаешься, – обескураженно молвил отрок.

– А чего я защищаться-то буду, коли твой удар за три перста от моей кольчуги прошёл. Я тебе рёк, что добрый воин зря руками не машет, иль ты меня за новичка держишь? – сердито уколол учитель.