Александр Ушаков - Юность императора

– А сделать можно только одно, – пожал плечами Карло, – помочь ему стать солдатом! Все остальное, как ты сама понимаешь, бессмысленно…

Летиция вздохнула: что-что, а это она понимала.

– Вся беда в том, – продолжал Карло, – что для получения вакансии на королевскую стипендию во французское военное училище требуется разрешение военного министра!

– В таком случае, – взглянула на мужа Летиция, – придется просить Марбёфа! Ничего другого нам не остается…

Карло кивнул. Де Марбёф симпатизировал ему, и не только потому, что бывший секретарь Паоли в 1773 году выступил в защиту графа, которого политические противники обвинили в неблаговидных поступках, и командированный корсиканским дворянством в Версаль Карло выступил перед самим Людовиком XYI. Граф боготворил Летицию и ради ее благополучия был готов на все…

Де Марбёф с величайшей охотой откликнулся на просьбу своих друзей и обещал Карло получить вакансии для Наполеоне и Жозефа, которого он обещал устроить в духовный колледж. СамомуКарло надлежало получить свидетельства о «недостаточных средствах» и знатном происхождении.

Он обратился к известным корсиканским аристократам, и те в письменной форме подтвердили, что «сеньер Карло ди Буонапарте не обладает необходимыми средствами для воспитания детей».

А вот со свидетельством о благородном происхождении Карло пришлось помучиться, поскольку от него потребовали предъявить комиссии… герб его рода. И когда после долгих блужданий по инстанциям он представил его королевскому комиссару, де Марбёф отправил документы с рекомендательным письмом в Париж и посоветовал Карло и Летиции запастись терпением.

Пока бумаги блуждали по канцеляриям и кабинетам, маленький террорист продолжал свои выходки, и очередной его жертвой стал директор школы аббат Рекко. На одном из уроков чистописания аббат в какой уже раз с неудовольствием заметил, что Наполеоне не слушает его и рисует в тетради.

– Опять лошади и опять солдаты! – покачал он головой, незаметно подойдя к увлеченному своим занятием мальчику.

Мягкий и деликатный, он попытался придать своему голосу строгое выражение, но на Наполеоне показная строгость учителя не произвела ни малейшего впечатления, и он с обычным для него вызовом ответил:

– Да, опять лошади и опять солдаты!

– Ну что же, – внимательно разглядывая рисунок, одобрительно покачал головой Рекко, – на этот раз лучше… А свой хлеб ты опять отдал солдатам?

– Да!

– Значит, сегодня мать снова накажет тебя, – с мягким укором покачал головой Рекко.

– Что делать, – пожал плечами мальчик, который каждое утро менял у солдат свою белую булку на серую лепешку, – мне надо привыкать к солдатскому хлебу!

Аббат покачал головой. Подумать только! Всего девять лет и такая несокрушимая твердость духа. Вот только шла она не всегда на пользу. И в то же время ему не в чем было упрекнуть Наполеоне. Он прекрасно учился и легко разбирался с самыми сложными математическими задачами, над которыми другие ребята бились часами. Любил он и древнюю историю и мог целыми часами слушать о древней Греции, Риме, Спартаке, Ганнибале и Цезаре…

– Конечно, – мягко продолжал Рекко, который давно уже не подходил к Наполеоне с общими мерками, – хорошо, когда у человека есть в жизни цель… Плохо другое! Ты слишком часто огорчаешь своих родителей!

Вот тут-то с полнейшим равнодушием внимавший аббату Наполеоне и выдал то, отчего в классе установилась неловкая тишина.

– Мой отец, – холодно произнес он, – тоже сильно огорчил меня тем, что предал дело Паоли и служит нашим завоевателям! На его месте, – добил он бедного аббата, – я бы погиб в бою, но не сдался!

Добрый священник был потрясен этим откровением, но куда больше его поразило не столько само признание, сколько тот мрачный огонь, который горел в устремленных на него глазах мальчика.

Отвечать он не стал. Слишком щекотлива была тема для ее обсуждения с детьми. Свободолюбивые и гордые корсиканцы ненавидели как завоевателей, так и тех своих соотечествеников, которые служили французам.

Наполеоне приходилсь в этом отношении хуже других. Он был сыном не только бывшего секретаря почитаемого всеми Паоли, но и автором знаменитой на всю Корсику присяги, в которой призывал патриотов умереть, но не сдаваться. Правда, сам он почему-то не умер и сдалася.

В глубине души Рекко и сам недолюбливал завоевателей, но в силу своего мягкого характера никогда не высказывал крамольных мыслей. Беседовать же на подобные темы в школе он считал занятием даже не столько опасным, сколько не этичным. Потому и решил отвлечь детей от слишком печальной для корсиканцев темы, предложив поиграть в войну.