Валерий Кормилицын - Держава том 4

Дождавшись, когда посмеивающиеся офицеры удалились из портретного зала, помолчав, для нагнетания у подчинённого нервных флюидов, полковник, подправив гвардейские усы, начал душещипательную беседу:

– Вы очень складно говорили во время моего выступления. Потому, как единственный участник боевых действий с японцами, проведёте беседу с субалтерн-офицерами полка о тактической подготовке пехотной роты во время русско-японской войны. Это, думаю, будет весьма полезно для совершенствования профессионально-должностной подготовки обер-офицерских кадров.

– Господин полковник…

– Не перебивайте старшего по званию, господин штабс-капитан. Я ещё не закончил. Его превосходительство назначил дату проведения учений на местности нашему батальону. Меня будто бы убили, типун мне на язык, а вы, как мой заместитель, приняли руководство батальоном. Вот и займитесь решением тактических задач в теории, составив описание манёвров и учений. Пошагово всё опишите в донесении, которое и предоставите мне. Что вы давеча собирались сказать?

– Господин полковник, – на самом деле перепугался Рубанов. – У меня совершенно нет для этого времени. Оное занято заполнением разных отчётностей в толстенных прошнурованных, пронумерованных и полковою печатью заверенных гроссбухах о деньгах на хозяйственные нужды роты. О деньгах, выданных роте из полковой казны за несение городских караулов. О деньгах, отпускаемых из полка на наём бани. К тому же возникла путаница с деньгами за дрова, отпущенные полком для приготовления пищи. Вообще не знаю, куда эти дрова делись, и докупил их за свой счёт…

– Всё-всё-всё! – поднятием ладони пресёк словоизвержение подчинённого Ряснянский. – Скажите спасибо, что не командуете эскадроном в кавалерии. Там бы ещё заполняли отчётность о продаже навоза и полученной за это суммы. И командира кавалерийского полка ни на йоту не будет волновать, коли у лошадей случится запор, – заржал полковник, неожиданно для себя полностью восстановив нервную систему ротного командира, подумавшего: «Бедный Глеб. Скоро ему придётся подобную ведомость заполнять, а если не хватит, то где-то добывать навоз. Но для живого бога – это раз плюнуть».

– Чего это вы улыбаетесь, господин штабс-капитан? – подозрительно осведомился Ряснянский. – Представили типун на моём языке?

– Никак нет, господин полковник, – мысленно ликвидировав нервные флюиды, даже щёлкнул каблуками от удовольствия Рубанов. – Составляю в уме план доклада.

– И что же в нём смешного?

– Вспомнил о закупке навоза в гусарском полку для ротного огорода.

– Хвалю! Вот это вы молодец, – отпустил офицера старший полковник.

Новый 1909 год начался с больших проблем не только у штабс-капитана Рубанова, но и у полковника Герасимова, не говоря уже о разоблачённом сексоте Азефе.

Журналист и охотник за провокаторами Владимир Бурцев обнародовал доказательные материалы, свидетельствовавшие, что Азеф был агентом полиции и одновременно возглавлял эсеровских боевиков, участвуя и руководя террористическими актами.

Сомнений в этом не было, ибо бывший директор Департамента полиции Алексей Александрович Лопухин, безусловно нарушив все должностные инструкции, подтвердил, что Азеф являлся агентом полиции.

«Да как он смел, – осуждал более Лопухина, нежели Азефа, полковник Герасимов. – За «кровавое воскресенье» и смерть великого князя Сергея от рук бомбистов сняли с должности начальника Департамента, но тут же определили на другую, сделав эстляндским губернатором. Там тоже намутил, поддержав бунтовщиков и даже создав из них отряды вооружённой рабочей милиции, успешно гонявшие полицию и жандармов. Спасибо, пришедший на смену Святополк-Мирскому новый министр внутренних дел Дурново, с треском выгнал Лопухина без пенсии в отставку. Это, видимо, и разозлило действительного статского советника, коли, презрев все полицейские законы и нормы, которые он и до этого не уважал, ринулся выводить на чистую воду моего осведомителя. Азеф-то тёртый калач. Благополучно сумел раствориться в Европе, а вот Алексея Александровича арестовали по обвинению в раскрытии служебной тайны. И даже его товарищ по орловской гимназии Пётр Аркадьевич Столыпин возмущён его действиями и не собирается выгораживать своего однокашника. Как бы фемида и обо мне не вспомнила. Инкриминируют какую-нибудь ерунду, типа – попустительство… И прощай карьера. А то ещё и на нары к Стесселю с Лопухиным отправят».