Георгий Кончаков - Учитель истории. Книга вторая. Обманутый советский человек

Аркадий и Виктор изредка посещали излюбленные студентами посиделки с гитарой, песнями и доступным по цене портвейном. Пили умеренно, никто не напивался. Пили для куража, из желания взбодрить бойкое состояние. И спорили.

– Марксова теория о смене исторических формаций не подтверждается историей известных нам цивилизаций, – начинал Паша Стародубцев, который всякий раз ошеломлял однокурсников своим несогласием с тем, что вещали профессора на лекциях.

– Беспочвенное заявление, – яростно взрывался самый энергичный спорщик на курсе Миша Дмитриев. Он оспаривал всё и всех. Вызывал на спор профессоров, когда те заканчивали лекцию неизменной тирадой: «Будут вопросы?». Вопросов чаще всего не было. Редко кто придумывал вопрос преподавателю. Зато у Миши вопрос всегда находился. Да всегда такой, что профессор вынужден был задерживаться в аудитории после звонка на перерыв.

– Вот ты скажи, – атаковал Миша Павла, – Маркс, по-твоему, ошибался, построив теорию о общественно-исторических формациях и их смене в ходе исторического развития?

– Маркс создал общую схему исторического процесса. С тем чтобы обосновать неизбежность наступления коммунистической фазы развития человечества, – невозмутимо парировал Павел.

– Но ведь человечество действительно прошло через рабовладельческий строй, феодальный, капиталистический. А при социализме, первой фазе коммунизма, мы живём, – включался в спор самый прилежный и старательный студент Вова Щербина. Вова был единственный в группе студент, который конспектировал всю указанную в списках литературу к семинарским занятиям. Его конспектами пользовалась вся группа, частично переписывая, чаще устно отвечая по его конспекту. Ценный был студент. Хотя в спорах не считались с его эрудицией.

– Марксова теория исторического развития даёт объяснение лишь в первом приближении, – продолжал Павел. – Историки не знают ни одной цивилизации, которая вот так поэтапно прошла все стадии развития, как это фигурирует у Маркса.

– Это уже давно до нас объяснили неравномерностью развития стран и народов, – подавал голос всезнающий Миша. – Зачем индейцам проходить через все формации, если они столкнулись с американской цивилизацией, достигшей капитализма. Они сразу были вовлечены в капиталистическую формацию.

– Кстати, о стадиях развития есть теория американца Ростоу, – присоединялся к спору Саша Белоусов. – У нас её называют ненаучной, буржуазной. А по мне она получше Маркса объясняет ход и причины человеческого прогресса.

– Ты хочешь сказать, – обратился до сих пор молчавший Ваня Карамышев к Павлу, – что разработал теорию, которая опровергнет Марксово учение и вооружит историков новейшей теорией?

– Во-первых, я не опровергаю, а указываю на неё, как первое приближение к истине. А теорию такую разрабатываю. И не сомневаюсь, что смогу создать, – заносчиво отвечал Павел.

– Разъяснения о неравномерности развития читал у Троцкого, – заявил Миша.

– Нашел на кого ссылаться, – ответствовал Павел.

– А почему Хрущев не реабилитировал Троцкого? – раздавался чей-то голос.

– Не реабилитированы до сих пор Бухарин и Рыков, – поддержал другой.

– Избирательно подходит Никита, – резюмировал Павел.

– Я читал стенографический отчёт о процессе над Бухариным и Рыковым, – вклинился в спор эрудит Щербина. – Не надо быть правоведом, чтобы не понять, что все дело шито белыми нитками. Надо же додуматься, обвинить Бухарина в организации железнодорожных диверсий на Дальнем Востоке. Это член Политбюро, который был крупнейшим теоретиком социализма в партии. Ему это надо? Поступать на службу иностранных разведок, совершать диверсии?

Бесконечны студенческие споры о проблемах исторической науки, услышанных на лекциях, о проблемах и путях социалистического строительства в международном масштабе. Низвергали авторитеты, не соглашались даже с прописными истинами. Не просто подвергали всё сомнению, находили аргументы в доказательство своей позиции. Пусть не всегда удачно, не беда, что эти аргументы сами тут же опровергали. Спорили до хрипоты, спорили, стараясь перекричать других, не только чтобы быть услышанным, но в качестве самого убедительного доказательства своей правоты.