Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 4

– Видно, не зря нас брат Тэмуджин заставлял стрелять да носиться с оружием. Этим еще далековато до нас. А ведь я всегда думал, когда мы вот так стреляли по мишеням: для чего он нас изнуряет каждый день одним и тем же? Думал, что плохого, если я день-другой пропущу, что от этого изменится, а вот оказалось, что не зря.

Хасар в ответ лишь неопределенно хмыкнул, не отрывая взгляда от стрелявших. Дождавшись, когда закончили стрельбу последние, он выехал вперед. Пренебрежительно усмехнулся:

– Ну, хоть луки держать умеете, и то ладно. А теперь будете учиться стрелять по-настоящему. Смотрите, как надо.

Он повернул коня, вынул из колчана стрелу, приложил к тетиве и, подняв лук высоко к небу, пустил с предельной оттяжки. Стрела сделала большую дугу, на излете блеснув желтым древком, и воткнулась в землю намного дальше черневших мишеней – шагах в двухстах пятидесяти, под склоном сопки. Синее оперение виднелось над колышущейся рябью ковыля. Хасар приладил к тетиве вторую стрелу, рывком натянул ее, ненадолго замерев, пустил. Стрела коротко прозвенела, уносясь по прямой, и через мгновение вдали исчезло торчавшее в траве синее оперение. По толпе подростков пронесся восторженный гул.

– Вот это истинная стрельба!

– Редко кто сможет так, – подобострастно глядя на Хасара, переговаривались стоявшие поближе.

– А сейчас будем стрелять на скаку! – гордо нахмурившись, объявил тот. – Всем сесть на коней!

Вышедшие посмотреть на подростков несколько согбенных стариков, стоя у крайней юрты, покачивали головами, обсуждая стрельбу второго сына покойного Есугея.

– И недолго целился, сразу видно, что привычен к стрельбе, – говорил один, остро прищуриваясь в сторону исчезнувшей вдали стрелы.

– И кто его так научил, отца-то давно нет, – изумленно вторили ему другие. – Жили одни, без сородичей, а обучен лучше всех.

– Вот уж верно говорится: от овцы – овца, от волка – волк. Отцовская кровь никуда не денется.

– Видно, что нойоны. Только вчера съехались, а они уже собрали стаю, занялись своим делом.

– Вот и хорошо, пусть займутся делом, а то болтались бы по куреню, шумели без толку…

– Отцы да братья в походах, в караулах, некому и присмотреть за ними…

– Слава богам, появились у нас настоящие нойоны.

– У хороших нойонов и воины будут хорошие.

– С такими внуками нам и помирать спокойнее будет.

– Верно говоришь.

– Ну, доживем до следующей осени или нет, будет видно, а эту нельзя упускать, кто угощает на этот раз?

– Я с утра велел поставить котел, уже остыло, должно быть.

– Ну что ж, пошли к тебе. А старуха не будет ворчать?

– Ты что, меня не знаешь? Когда ты видел, чтобы на моих гостей у меня дома кто-то косился?

– Ну, тогда пойдем.

Старики, мелькая на солнце гладко оструганными посохами, поплелись гурьбой между юртами.

За куренем продолжались игры подростков. Те, с криками разгоняя своих коней во весь опор, пускали стрелы по тем же чернеющим в траве мишеням.

Тэмуджину было не до семейных споров и недомолвок. Владея теперь, вдобавок к отцовскому войску, огромным поголовьем скота и пленных, пригнанных из похода, пастбищами, занятыми его улусом, он всеми помыслами был там, среди своих сотен и тысяч, при стадах и табунах… Нужно было все это вдруг попавшее в его руки владение устроить, разделить между подданными, разместить по урочищам, назначить пастухов, дойщиков, дать им жилье и снаряжение.

С утра до вечера он был занят делами по хозяйству, обсуждал их вместе с тысячниками, устанавливал порядки, объявлял приказы, запоминал, где и что у него имеется, старался не забывать сказанные им и услышанные от других слова, свои и чужие обещания. Часто и подолгу он задумывался о своих отношениях с другими улусами, о собственном положении среди них, рассчитывал свой вес среди нойонов, думал и о нынешнем мирном времени, и о завтрашнем дне: что нужно будет предпринять, если на его улус нападут враги…

И все время где-то рядом, вместе со смутной тревогой на душе, маячили мысли о необходимости решить наконец дело со своим противником Таргудаем, вернуть от него отцовские табуны и подданных. Взволнованно гадал он о том, как тот воспринял весть о разгроме меркитов и восстановлении улуса Есугея.

«Уж конечно, не обрадовался, – думал он, стараясь разгадать потаенную, чуждую ему душу. – Наверно, встревожился и теперь выжидает, как я дальше поступлю, подсчитывает, сравнивает наши силы…»

Тэмуджин внутренне готовил себя к тому, чтобы вновь столкнуться с ним – если и не отомстить ему за гонения прошлых лет, то хотя бы потребовать возврата отцовского имущества. В семье все прошедшие годы не забывали об этом и время от времени обсуждали – особенно часто заводила разговоры об этом Сочигэл, – вспоминая, сколько и чего им должен Таргудай, а теперь, по возвращении отцовского войска, как явственно чувствовал Тэмуджин, все ждали от него решения и по этому делу.