— Поди возьми! У голодного пса легче кость выпросить.
Брагода положил руку на плечо старику.
— Благодарю тебя, Хорат! Теперь снова священный огонь Сва горит на алтаре моей груди.
Он уходил от старика, оставляя у него какую-то часть своей жизни. Она цепляла его душу доброй печалью, ластилась, но отпускала от себя безвозвратно.
Дорога огибала холм, но Брагода свернул с нее и поднялся на вершину.
* * *
С высоты Искоровы леса казались необмерными. Да, пройти сквозь такие дебри и не сгинуть в них навеки сможет не всякий.
Холм оглавляла массивная четырехликая каменная веха Святовита: величественный бог простирал свой взор во все концы земель Рода. Вехи, подобные этой, незримыми нитями связали землю славянскую с великой Арконой. Оттуда пришел Род, там от плоти священного дуба взял жизнь первочеловек, там жрецы сохраняли заветы богов, их священное слово — Веду.
Брагода приветствовал Святовита, вскинул голову и коснувшись ладонью левой стороны груди. Так делали все воины рода Оркса.
Над каменным изваянием густели краски вечернего неба. С приходом сумерек в Турьевом городище трубили в рог, возвещая о воцарении ночного времени. Едва замирал последний звук, как его тяжелые ворота закрывались. Но это обстоятельство сейчас не смущало Брагоду. По своему родовому положению Брагода должен был въезжать в городище рикса только на коне, трубя в рог, однако он выбрал путь менее почетный, зато более надежный.
Дожидаясь урочного часа, Брагода предался воспоминаниям.
После смерти отца его, как старшего из Орксовой молоди, рикс Турьего городища посадил в две головы от себя. Будь это кто-либо другой — такое расположение старого кнеза не спасло бы его от зависти, злобной неслады с ближними риксовыми мужами. Но борсека боялись, а потому вроде бы и не замечали. Тогда Брагода почувствовал себя обиженным и однажды, не раздумывая, сел к риксу-кнезу даже ближе, чем сиживал его отец. Он был старшим, и потому представлял не только род, но и делал его славу со своим именем. Род Оркса происходил из триверов [2] Триверы — славянские племена раннего средневековья, названные так за поклонение культу трех солнечных братьев-богов.
, вот почему Брагода по традиции носил тройное имя, считая еще и имя отца.
Старый рикс восседал во главе стола, возвышаясь на массивном дубовом седалище. Над его головой нависали тяжелые турьи рога, прибитые к низкому потолку. Древние боги, сошедшие когда-то на землю, тоже имели рога. Так говорит Веда.
Дубовый стол едва доходил до колен рикса, который неспешно делил добычу, разрывая мясо руками. Оторвав кусок, он обводил взглядом сидящих и бросал его на стол, говоря негромко, но так, чтобы слышали все:
— Тебе, Болеслав, сын Грумира… Тебе, Брагода — Вук Орксов…
Потом рикс разливал вино в ритоны [3] Ритон — кубок из рога.
, и рабы не мешкая подносили их мужам.
Когда дошла очередь до Брагоды, он вдруг ощутил горькую сухость во рту — испытанный признак предугаданной опасности. Внезапно раб опрокинул кубок, и в наступившей тишине пировавшие увидели, как по плечам воина потекло густое липкое вино. Брагода повернул голову, и его взгляд наткнулся на ядовитую усмешку молодого рикса Искора.
— Сколько стоит жизнь этого раба? — едва расцепив зубы, спросил Брагода у старого рикса.
— Я ее не продаю, — тихо ответил тот.
Никто даже и не заметил движения борсека, но раб, корчясь от боли, медленно осел на пол, пытаясь вытащить из окровавленной груди короткий кинжал Брагоды.
Старый рикс крякнул от удовольствия.
— Экий ты скорый на руку-то! Ну так и быть, я дарю этого раба тебе…
Вспомнил Брагода и свое первое знакомство с нравами Турьего городища, согласно которым гостеприимство местных риксов-кнезов следовало принимать как обязательную, хотя и малоприятную повинность. И молодой рикс Искор не замедлил показать себя.
Искорово время началось с больших и малых тревог. Молодой рикс принадлежал к тому поколению правителей, которые начали ставить себя выше Рода, не признавая над своей властью никакой иной. Земля уходила от малых племен к большим властителям, и первыми встали на защиту Рода его извечные ревнители — волхвы. Ничто не могло так поколебать трон рикса, как сопротивление жрецов, всегда стоявших выше и разделявших свою власть лишь с богами. Волхвы, а стало быть, и вера предков, встали непреодолимо на пути новых властителей. Искору вязала руки шаткость его положения в борьбе за общеродовую власть. Лютичи не ставили высоко правителей Гурьева городища и потому на вечевых сходах Искор был угрюм и молчалив. Его слово ничего не решало.
Читать дальше