— Stop! Stop! Don’t shut!
И тут…
Увидев оружие в руке у бегущего к ним американца, рязанский парень — постовой оцепления вскинул свой ППШ и нажал курок. С пяти метров автоматная очередь буквально прошила Ричарду грудь.
…Через час эскадрилья, погрузив труп Ричарда на борт «Летающего джаза», взлетела и взяла курс на юго-запад, в сторону фронта и польско-украинского Дрогобыча.
Сидя на земле, окровавленная Оксана тупо раскачивалась, мертвыми глазами глядя вслед эскадре В-17s, тающей в утреннем украинском небе.
А все покидавшие Полтаву американцы увезли с собой «Особую памятку», подготовленную штабом Восточного авиационного командования США. В ней говорилось:
«Помни:
1. Место, где ты был, раньше было оккупировано врагом.
2. Русские убрали все бомбы и мины, сброшенные немцами 21 июня 1944 г., и, убирая их, понесли большие жертвы. Бомбы были предназначены для американских самолетов и личного состава.
3. Русские проделали большую физическую работу для нас, создавая нам хорошие условия жизни. Они разгружали вагоны, помогали рыть ямы, снабжали нас водой, помогали питанием и т. д. Ни одна другая нация не сделала для нас столько много, сколько сделали для нас русские.
Вы должны быть честными и правдивыми в своих высказываниях о России. Критиковать общее по одному индивидууму нельзя. Помни, что своим высказыванием можешь испортить результат многомесячных работ и усилий всего нашего командования. Придерживайся фактов».
Выполняя этот наказ, я при создании этого романа тоже старался придерживаться фактов. Однако спустя шестьдесят два года оказалось, что история это вовсе не то, что было на самом деле, а то, что записано армейскими писарями или штатскими сочинителями в так называемых «документах».
И вот вам ссылка на такой документ из архива Министерства обороны СССР. Вы и сами можете увидеть его в российском документальном фильме «Сквозной удар. Авиабаза особого назначения», который легко найдете в YouTube. В самом конце этого фильма на фоне уничтоженного немцами полтавского аэродрома 1944 года и покидающих его девяти «летающих крепостей» диктор сообщает: «Напоследок не обошлось без происшествий…». Затем в кадре возникает пожилая женщина по имени Надежда Пека, бывшая в 1944 году начальницей радиостанции аэродрома «Полтава». Она говорит: «Ричард так и не добился разрешения на брак с русской девушкой. И когда их забирали, наши не дали ей разрешения туда [в США]. И он тут на аэродроме застрелился. По-видимому, такая сильная любовь была». Вслед за этим на экране появляется пожелтевший армейский журнал с рукописными строками и голос диктора: «От этой любовной истории осталась лишь строчка в журнале умерших в Полтаве военнослужащих: “Ричард Керчнер, рядовой Первого класса, покончил жизнь самоубийством на аэродроме “Полтава”»…
— Не было никакого самоубийства! — яростно сказал мне Яков Мойер в сентябре 1980 года в Нью-Йорке.
Я изумился:
— Как это не было?
Мы сидели на Брайтонском бордвоке — Мойеру было шестьдесят четыре, а мне сорок два. В конце 1978 года я эмигрировал из СССР и прибыл в Нью-Йорк. Правда, никто на мое прибытие в США не обратил внимания. Это было обидно, ведь я прилетел сказочно богатым — у меня было восемь долларов, тридцать английских слов в словарном запасе, пишущая машинка «Эрика» с выломанными советскими таможенниками буквами и гениальный замысел для голливудского фильма о нашей эмиграции. Но за восемь долларов не купишь билет в Голливуд, а тридцатью словами не изложишь свой замысел даже бомжу в нью-йоркском сабвее. Я оказался на дне эмигрантского варева, булькающего в плавильном котле свалившейся в банкротство картеровской Америки. Инфляция, безработица, забастовки сабвея и автобусов, черные мусорные мешки до второго этажа вдоль всех нью-йоркских улиц. Однако, как поет Эдуард Хиль: «А нам не страшен ни вал девятый, ни холод вечной мерзлоты!» — нас, настырных ребят «семидесятой широты», прибыло в США столько, что уже через год мы стали открывать русские рестораны и аптеки в Бруклине, Квинсе и Манхэттене, сдавать экзамены на врачей и адвокатов, играть в симфонических оркестрах и даже давать сольные концерты в Карнеги-холле. Работавший в такси Борис Меттер финансировал газету «Новый американец» Сергея Довлатова и Евгения Рубина, а я стал главным редактором первой в США независимой русской радиостанции WWCS. И в поисках героев для цикла радиопередач «Легенды Брайтона» приехал на Брайтон-Бич, который в 1980-м еще не был той «Little Russia», как сейчас, хотя там уже жили тысяч десять, если не больше, советских эмигрантов. Одним из них был Яков Мойер, президент Ассоциации эмигрантов-ветеранов ВОВ. Я знал, что это мой герой, ведь именно под его руководством каждое Девятое мая советские старики-ветераны устраивали на Брайтоне военные парады и несли плакаты с требованием, чтобы Америка платила им такие же пенсии, какие она платит своим ветеранам Второй мировой войны.
Читать дальше