Виктор Иутин - Опричное царство

– Выпало много снега, – кивал Ходкевич, – это нам на руку. К тому же они торопятся на соединение, не успеют опомниться, как окружим их.

– Да будет так! Выдвигайтесь! – решительно скомандовал Радзивилл, и, когда воеводы начали покидать его шатер, он приблизился к накрытому столу, где уже ждали графин с его любимым вином и серебряные кубки. Налив, тут же выпил залпом. Ходкевич стоял, сложив одетые в кожаные перчатки руки на рукояти сабли, глядел на стареющего канцлера, медленно убивающего себя пьянством.

– У меня восемь детей. Что станет с ними, ежели я паду в этой битве? Петр Шуйский силен, – вытерев бороду, пробормотал канцлер.

– Мой отряд будет прикрывать вас, пан Радзивилл, – заверил его Ходкевич с усмешкой, – вы скорее будете сражены вином, нежели вражеским клинком.

Радзивилл знал о прямоте своего верного помощника, любил его острые шутки.

– Вели выступать. Пора! – коротко усмехнувшись, приказал он и налил себе еще вина.

Битва при Чашниках изменила ход Ливонской войны. Нерасторопность русских воевод, плохое знание местности и, конечно же, прямая измена (вероятно, не одного Курбского) в рядах московского командования предоставили литовцам возможность остановить наступление русских и не дать завершить войну с благоприятным для них исходом.

Сначала по стройно идущему вдоль проторенной дороги полку ударили с двух сторон из пищалей литовские стрельцы. Все брони (по ужасной ошибке Шуйского) были в санях, ибо в столь глубоком снегу тяжко и долго шло бы закованное в панцири войско, поэтому, сраженные пулями, русские толпами валились с ног. Кровь текла ручьями, растапливая снег, отовсюду летела брызгами. Всадники, успокаивая лошадей, вертелись на месте, кто-то мчался взад-вперед – началась суматоха.

Петр Шуйский, застыв на месте, потерял дар речи, просто стоял и глядел ошалело, как гибнет его войско. Иван Шереметев Меньшой, вспомнив о положении своей семьи, переборол всякий страх и, вырвав саблю, начал скакать вокруг толпившихся ратников, веля им выстроиться и готовиться к обороне. Одна из пуль звонко стукнула по его шлему, и оторвавшаяся бармица вялым тряпьем свисла на плечо.

Звуки рожков и труб слились в один неясный гул, когда из леса со всех сторон вылетела тяжелая литовская конница, облаченная в панцири, и стала обхватывать противника в клещи. Тут русские воодушевились, завязалась рубка. В вихре поднявшейся снежной пыли дрались конные ратники на танцующих лошадях. Хруст костей, стоны и крики раненых, свистящая и булькающая кровь, ржание лошадей – на дороге в тихой лесной глуши начался настоящий ад. Вот кто-то из русских ратников, бросив оружие, схватившись за взъерошенную голову, бежит с перекошенным от ужаса лицом, проваливаясь в снег.

Петр Шуйский к тому времени лежал в снегу, придавленный своим убитым конем – его изрешетили пули. Кажется, при падении в стремени свернулась нога, и теперь он не мог ею пошевелить.

– Сломал ногу, что же это! – вопил он, чуть не плача. Шлем откатился прочь, от пояса оторвалась и пропала в снегу сабля в покрытых каменьями ножнах.

Воевода Семен Палецкий бился с двумя литовскими боярами одновременно. Одного все же сумел ткнуть саблей в шею и отбить удар второго, но подоспевший литовский пехотинец ударил его пикой в бок, спасла кольчуга. Палецкий отвлекся от своего главного противника, и тот вовремя засапожным ножом ударил его в горло. Палецкий, хрипя от ярости и боли, уронив саблю, зажал то место, откуда била толстой струей кровь, и в то время уже двое сумели пробить его пиками и поднять наверх. Его брат Федор увидел, как Семена держали на пиках, видел, как умирал он, заливая противников кровью, и хотел было броситься к нему, но вражеская пуля попала ему в нижнюю челюсть и разорвала ее. От боли он рухнул с седла и был затоптан насмерть пронесшейся литовской конницей.

Молодой воевода Охлябинин видел, как раненный пикой в плечо Шереметев покидал поле боя, и понял, что ему не совладать с напирающим врагом. Обессиленный, он дал литовским ратникам избить и повязать себя, но зато остался в живых.

Поражение русских было неизбежным и необратимым. Чуть поодаль, у старых раскидистых сосен, наблюдал за битвой Радзивилл. Ветер трепал перья фазана на его меховой шапке. Его охватил ужас от того, что он видел. Это была настоящая кровавая бойня. Вымазанные кровью ратники рубили друг друга, дрались, катаясь в снегу, хватаясь окровавленными скользкими руками за лица и бороды противников. Метавшиеся испуганные лошади влачили за собой убитых всадников.