Сергей Кочеров - «Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая

Фенге давно смекнул, что дочь Хрёрека конунга томится в его усадьбе, вдали от родного дома и привычных людей. И он был готов из кожи вылезть, чтобы приобрести доверие девушки и отвести ее думы от тех, кого не было рядом. Вскоре как чутьем, так и разумом Фенге понял, что более всего Герута ценит свою красоту и любит внимать словам о себе. Он подметил, как в праздничные дни княжна радуется восхищенным взглядам гостей. Сам Фенге, сидевший напротив, казалось, не смотрел на Геруту и не говорил с ней. Но во время застолий все его речи подводили к тому, чтобы гости не забывали чествовать дочь конунга.

Тогда мужи дружно поднимали чаши в память об ее отце и матери, во славу ее брата и за ее красоту. Почтение к своему роду Герута принимала как должное, а от здравиц в свою честь розовела, как яблоневый цвет. Она не спешила покинуть палату и после того, как в гостях начинал говорить хмель. Ведь многие мужчины, даже выпив лишнего, продолжали восхвалять ее и заверять в своей преданности. От этих слов княжна забывала о своих горестях и тревогах и будто возвращалась во времена, когда ее отец устраивал знаменитые пиры в Хлейдре.

Вскоре дочь Хрёрека конунга стали нередко видеть с Фенге, сыном Хельги. Если прежде она, как будто, избегала встреч с ним, то после зимнего праздника девушка с улыбкой отвечала на его приветствия и любезности. А Фенге продолжал делать все, чтобы знатная гостья чувствовала себя, как дома. Он велел раздобыть для нее богато украшенные сани, в которых княжна совершала прогулки в погожие дни. Учтивая Герута порой просила Фенге поехать с ней вместо одного из стражей, и радушный хозяин не ждал, когда его позовут дважды.

Для нее Фенге приглашал в усадьбу торговых людей, которые продают все, что ценят и любят женщины. Осматривая платья, украшения и благовония, привезенные из дальних стран, Герута не скрывала своей радости, и Фенге был очень доволен, что угодил ей. Но всякий раз, когда он хотел заплатить за вещь, что была ей по нраву, княжна не принимала его услуги. Вперед важно выступал Бруне, который мог заговорить любого, и купец с тяжким вздохом сбавлял цену, лишь бы этот бойкий на язык человек перестал придираться к его товару.

В начале лета, когда еще рано темнело, но уже не спалось, Герута порой оставалась в зале после ужина. Она пила понемногу из кубка гретого меда и слушала новости или рассказы Фенге, в которых тот был большой искусник. И нередко сквозь его воркование звучал ее удивленный высокий голос и звенел чистый, как колокольчик, смех. Бруне привык ложиться и вставать с петухами и при поздних беседах клевал носом и издавал мерный храп. Княжна вначале потешалась над ним, а затем приказывала слуге идти в спальную клеть. Она же еще проводила некоторое время с Фенге, под приглядом двух гридей своего брата.

Понемногу эти поздние застольные беседы вошли у них в привычку, что весьма не понравилось Асгерд. Каждый раз, когда ее сын засиживался с княжной в палате, она посылала за ним своего доверенного человека. Он сообщал Фенге, что мать зовет его по неотложному делу, и тот неохотно прощался с Герутой, желая ей милых снов. Тогда сын ярла и дочь конунга расходились, довольные занимательной беседой, чтобы на другой вечер вернуться к ней. О Харальде ярле они говорили мало, а к середине лета почти совсем перестали поминать его.

Так приятно текло для них время, пока не явился Харальд. И приход его был похож на ветер, что поднимает ниву, дремлющую в сладкой неге.

LIV

Харальд ярл, едва переоделся с дороги, велел известить дочь конунга о своем прибытии. Герута, говоря по правде, думала о нем гораздо реже, чем о брате, и даже подзабыла его облик. Тем более волнующе для нее было увидеть возмужавшего Харальда, раздавшегося в плечах, со свежими шрамами на загорелом лице и сильных руках. Он выглядел как герой из мира, полного подвигов и чудес, о котором люди говорят долгими зимними вечерами. И княжна приняла его приветливо и ласково. Она уже знала, что брат отомстил за отца и захватил новые земли, но не слышала этого от свидетелей. Герута просила рассказать ей подробно, как Харальд конунг совершил эти славные дела. Сын Хельги не утаил ничего, кроме перемен в ее брате. Когда же Харальд поведал княжне, как помог конунгу отомстить кровнику, Герута подалась к нему с просиявшим лицом и радостно воскликнула:

– Да будет счастье твоим рукам! 109 109 Традиционная форма выражения глубокой благодарности.

Тогда Харальд ярл порывисто обнял ее, глядя в глаза девушки. Дочь конунга попыталась было избавиться от нежданного плена. Однако в глазах Харальда она увидела не только прежний любовный восторг, но и дотоле незнакомое чувство его власти над ней. К тому же от него пахло солнцем, морем и ветром, а, еще как будто отчим домом, о котором она тосковала в чужой усадьбе. Мягко и нежно размыкая объятия Харальда, она словно в полузабытьи слушала другие новости ярла – о военной удаче конунга и безвестной судьбе ее служанки Тордис. Когда же сын Хельги передал ей волю брата повременить с отъездом в Хлейдр, Герута не смогла сдержать слез и уже сама, нуждаясь в опоре, припала к груди ярла.