Братья Швальнеры - Нюрнберг. На веки вечные. Том первый

– Именно.

– Но почему? Зачем им такая позиция? Им-то чем так претит идея гласного и справедливого разбирательства? – недоумевал Даллес.

– Думаю, истинные причины такого поведения нам еще предстоит узнать, – протянул хозяин кабинета, вглядываясь в висящий на стене портрет покойного Рузвельта. – А из того, что на поверхности – только весьма странная дружба Сталина и Гитлера накануне войны… Хотя, всмотреться в ситуацию следует глубже. После Первой мировой Германия оказалась в международной изоляции, как и Россия, которая порвала с Антантой из-за большевиков. Таким образом, вчерашние союзники стали заклятыми врагами, и наоборот – у Германии и России просто не было другого способа выжить, кроме как пойти на взаимное сближение, что они и сделали в Рапалло в 1922 году. Потом было десятилетие обмена военным опытом, взаимной торговли, вежливых реверансов в адрес друг друга и вообще режима наибольшего совместного благоприятствования. Приход к власти Гитлера, конечно, многое изменил. Его резкие правые взгляды шли вразрез с коммунистической идеологией русских, и потому раскланиваться перед ним не шло политическому образу Сталина в глазах товарищей по партии. Наметилось охлаждение в отношениях – чего стоит хотя бы публичная массовая казнь Сталиным косого десятка русских военачальников, проходивших обучение у их германских коллег в канун войны. Однако, перед самой войной, когда Гитлер начинает показывать звериный оскал всему мировому сообществу, присоединяя куски других государств, взаимная любовь вновь вспыхивает между руководителями двумя государств-гегемонов: при помощи друг друга они начинают невиданную по масштабам аннексию своих соседей со всех четырех сторон…

– Вы имеете в виду пакт Молотова-Риббентропа?

– Не только. Этот пакт всем известен. А сколько тайных протоколов и соглашений еще подписано? О которых мы пока не знаем…

– Вы полагаете…

– Я полагаю, что без поддержки в Восточной Европе Гитлер никогда бы не решился пойти в открытое наступление, – заключил Донован. – И поддержка эта должна была быть достаточно сильной. Достаточно, чтобы обеспечить ему пути отхода. И он нашел ее в лице Сталина…

– И только поэтому Союз не хочет процесса? Потому что боится, что вскроется и документально подтвердится то, что и так понятно даже койоту? Не слишком ли пустяковый повод переживать для такого толстокожего и властного человека, как Сталин? – резонно парировал Даллес. – Да и потом, как говорил Лоуэлл, не ошибаются только дураки да покойники. Мало ли, кто из нас и когда дал маху в выборе друзей. Так что ж теперь?

– Ты прав, повод слишком пустячный, – многозначительно процедил Донован. – Однако же, всего мы не знаем. Начало процесса приоткроет завесу тайны над истинной картиной отношений Сталина и Гитлера – этого-то русские и боятся. И потому будут препятствовать работе трибунала… Вернее, уже начали…

– Каким образом?

– Они недвусмысленно по дипломатическим каналам намекают нам на те процессуальные нарушения, которые были допущены при подготовке и проведении Бельзенского процесса… Ну да об этом мы уже с тобой говорили. Здесь надо обратить внимание на то, что русские еще в 1942 году создали специальную комиссию по расследованию преступлений гитлеровцев на оккупированных территориях. А год спустя – в 1943-ем – провели в освобожденных Харькове и Краснодаре два процесса над нацистами и их пособниками, по итогам которых всем, разумеется, были вынесены смертные приговоры. 11 11 Ольга Смольнова. Июль 1943 года: дело краснодарских душегубов. Труд (8 июня 2011 года). Пытаясь опорочить практику Бельзенского процесса, они ссылаются на процессы Харьковский и Краснодарский, в которых все осужденные были казнены. Мы нашли нарушения и у них, но суть не в этом, а в том, что сейчас позиция русских зиждется на двух китах: а) справедливого и беспристрастного суда, как прописано в Уставе Трибунала, все равно не получится, и б) зачем тратить время и ресурсы на доказательства, если все равно всем- виселица?

– Где-то с ними можно согласиться…

– Не спеши. О моральной стороне вопроса мы с тобой уже поговорили, – отрезал Донован. – Но меня беспокоит оборотная сторона медали: если все равно всех вешать, если мы договоримся закрыть глаза на некоторые несоблюдения формальных условий процедуры привлечения к ответственности, то чего боятся русские? «Дадим им последнее слово, кинем кость, а после на виселицу» – так должна звучать философия тех, кто не боится. Но они упрямы в своем нежелании открыто судить гитлеровцев! Значит, все же боятся. А вот чего – вопрос. Ответить на него – наша с тобой задача, которая должна быть решена в кратчайшие сроки.