Валерий Кормилицын - Держава (том второй)

— У меня и в мыслях нет — сопротивляться, — указал глазами на вошедшего доктора.

— Ольга Николаевна, — кашлянув, строго произнёс он, — в операционной раненый ждёт.

«Не знал, что она «Николаевна», — мысленно почесал лоб Аким.

Десяток перевязанных офицеров в палате с завистью глядели на Рубанова.

— Родственница, надеюсь? — обратился к нему закрученный в бинты сосед.

— К вашему разочарованию — знакомая, — варварски разрушил все надежды инвалида.

Через день в палату наведались Игнатьев с Дубасовым.

— Руба–а–анов! Как тебе повезло-о, — чуть не хором воскликнули они.

— Не имею понятия — в чём? — улыбнулся Аким, с удовольствием глядя на товарищей.

— Не притворяйся. С Ольгой встретился… Она уже нас отругала и ящик ханшина отняла, — гоготнул Игнатьев.

— Ну почему, почему у меня нет хотя бы пустячной царапины, — взвыл Дубасов. — Даже маньчжурская пчела не укусила, — с завистью оглядел рубановского соседа. — Во как в бинты завернула, касаясь нежными своими руками.

Глаза у раненого стали мечтательными.

— К сожалению, господа, находился без сознания и ничего не чувствовал, — проскрипел он.

— Были на могиле у Зерендорфа, — стараясь сделать это незаметно, смахнул слезу Дубасов. — Но я всё равно не верю… Кажется — откроется дверь, и войдёт этот фельдфебель.., — закашлял, чтоб скрыть слёзы и горе.

Аким хотел что–то сказать, но спазм перехватил горло. С трудом справившись с собой, произнёс:

— Нет! Уже не войдёт…

— И Федьку Кужелева шрапнелью убило, — жалостливо воскликнул приятель, откуда–то из тайным мест мундира выуживая бутылку ханшина. — Надеюсь, твоему организму капелька спиртного не повредит?

— Полагаю, только укрепит, — пришёл к верному, с медицинской точки зрения диагнозу, Аким.

— А мне мензурочку можно? — донеслось с соседней кровати.

— Мензурочка ещё никому не вредила, — поддержал разумное желание раненого Игнатьев. — Но вот как бы так исхитриться, чтоб в вас её влить.

— С Ольгой уже целовался? — выпив, ревниво поинтересовался Дубасов.

Игнатьев замерев, внимательно прислушиваясь к ответу.

— Не с Ольгой, а с Ольгой Николаевной, — поправил друга Аким.

— Да, да, — заверещал исхитрившийся выпить сосед, отчего–то развеселив компанию.

— А мой денщик Петька Ефимов в соседнем госпитале твоих павловцев нашёл. Фотографические карточки им понёс. Те, где со шпионским кули снимались.

— Живы георгиевские кавалеры, — облегчённо вздохнул Аким. — Досталось нам напоследок…

— Вяльцеву видел? Под её патронажем госпиталь… Помнишь, мы в Петербурге слушали:

громоподобно исполнил куплет Дубасов, после чего с позором был изгнан вошедшим в палату доктором.

Через два дня госпиталь перевели в Харбин, где Акима навестил брат.

— Жив, жив братишка, — радовался Глеб. — А я Натали здесь встретил, — тараторил он. — В госпитале «Красного креста» работает. Возьми деньги, что недавно вернул, — полез в карман.

— Деньги не нужны, — удивил брата Аким. — А будешь в Мукдене, зайди в сводный военный госпиталь, там найди георгиевских кавалеров: Леонтия Сидорова…

— Очень редкая фамилия, — вставил брат.

— … И Никиту Козлова… Половину отдай доктору, чтоб как следует лечил орлов, а половину — им. Для подкрепления и упрочения здоровья. А свои деньги я опять куда–то задевал, — задумчиво пожал плечами Рубанов. — И даже не знаю, где мои вещи… В обозе полка, видимо, болтаются.

Но следом за братом проведать раненого прибыл сам полковник Яблочкин.

— Здорово Рубанов! — жизнерадостно рявкнул он. — Прекрасно выглядишь, — протянул красную коробочку. — Государь пожаловал тебя и Зерендорфа, — вздохнул полковник, поиграв желваками и усаживаясь на табурет, — Владимиром 4‑й степени. А Гришку жалко.., — тихо докончил он. — Мой денщик его и твои вещи доктору отдал. Потом на госпитальном складе чемодан найдёшь, — попрощался полковник, пожав Акиму руку. — Может, встретимся ещё, — уходя, обернулся Владимир Александрович.

«А Натали прийти не решилась», — засыпая, подумал Аким.

Через несколько дней поезд «Красного креста» повёз его в Петербург.

Война для одного из Рубановых, закончилась…

Пока шла битва на реке Шахе, в Европейской России шла битва с самодержавием.

С 30 сентября по 9 октября в Париже открылся съезд оппозиционных и революционных партий, деятельность которого зорко отслеживалась заведующим заграничной агентурой со штаб–квартирой в Париже Ратаевым.