Борис Алмазов - Святой Илья из Мурома

— Поляки всё разрушат! Всё... — шептал Илия. — И вновь распадётся держава наша на племена и уделы и пойдёт род на род...

Послушник, тихо ступая по проходу, слышал, как плакал и стонал старец Илия:

— Душно мне... Душно, Господи... Кровь вижу, но нет пути, нет иного пути.

Сначала послушник подумал, что старец заболел. Но, подойдя ближе, разглядел, что Илия надел под рясу кольчугу и достал калдаш — круглую гирю на верёвке, оружие монахов. Им не разрешалось проливать кровь, но позволено было защищать святыню. Испуганно смотрел послушник на боевые приготовления старца, уже прославленного среди братии кротостию и даром провидения.

— Выведи меня! — приказал старец, и послушник, не смея противоречить, повёл Илию длинными ходами к выходу из пещер.

У выхода послушник благословился, приложившись к шраму на огромной руке старца Илии, и долго смотрел, как старец, широкоплечий и кряжистый, уходит в сторону Киева.

Недалеко от Польских ворот Илия увидел большой отряд всадников, спешно скакавший от города. На раннем утреннем солнце поблескивали дорогие доспехи, за всадниками мчался обоз, где на телегах плотно сидели и лежали воины, а иные догоняли телеги бегом и вскакивали на них.

Старец прошёл сквозь распахнутые ворота без воротников — дружинников или горожан, стоявших на стенах. Улицы были совершенно пусты, ветерок завивал пыль на вытоптанной земле.

— Где люди? Где поляки, где киевляне?.. — произнёс старец. Но никого не было.

Он снял с пояса калдаш и, намотав на руку ремень, пошёл уже оружно, готовый к бою.

Внезапно из-за утла вышли несколько человек. Все были вооружены, но по тому, что они без доспехов, старец не понял, кто это.

— Кто вы? — спросил Илия.

— Народ киевский, — ответил здоровенный парень, опоясанный широким ремнём, за который был заткнут польский меч без ножен. По его огромным красным рукам старец догадался, что это кожемяка. Рядом с ним стоял хазарин и по одежде, и по лицу, но в распахнутом вороте рубахи виден был крест. Третий, скорее всего, крещёный печенег или торк, в чёрной шапке, с коротким луком-сагайдой в руках. Стояли рядом люди, похожие и на варягов, и на славян, и невозможно сказать, кто они, чьих родов и племён.

— Где поляки? — спросил старец.

— Да, похоже, перебили их всех, — спокойно ответил парень.

— Как перебили?

— А кого как! — засмеялся сутулый еврей-кузнец. — Каждый хозяин убил врага, ставшего к нему на постой.

— Истинно так! — подтвердил щербатый славянин с космами каштановых волос, торчащими из-под шапки. — Они тут пограбили, озоровать стали, народ примучивать, ну их ночью всех и перерезали...

— Не похотели, значит, люди супостата! — подытожил какой-то не то тюрк, не то ещё кто-то.

— Кто же вёл людей, кто знак подавал? — спросил Илия.

— Да никто! — ухмыльнулся кожевник. — Все не похотели, чтобы тут поляки были... и закон их, и правда их.

— Ихними быть не похотели, — подтвердило несколько голосов.

— По этой правде мы жить не желаем! И людьми польскими не станем. Мы по русской правде живём!

— Так чьи же вы? — спросил Илия.

И несколько голосов ответили:

— Русские мы! Русские...

— Выходит, — сказал кожемяка, — мы как есть все тута русские.

Из дворов вытаскивали убитых врагов и сваливали их на телеги. Ударил колокол на обгоревшей Десятинной церкви. Многие сняли шапки и перекрестились, хотя не все, потому что были здесь — именующие себя новым словом «русские» — люди разных вер и родов, но единые нынче.

— Будь благословен, народ новый! Народ русский! И да осенит тебя благостью своею православная вера на многия лета! — сказал старец Илия, кланяясь в пояс людям, которых становилось всё больше. Из переулков и соседних улиц подходили новые и новые... Они заполняли собою площадь перед церковью, пока не заполнили её всю.

Без князя Киев стоял недолго. Сын Добрыни, Константин, коего звали в Новгороде на славянский манер — Кукша, принудил Ярослава вновь идти на Киев. Новгородцы прорубили днища у драккаров, на которых Ярослав собирался бежать за море к варягам, родственникам матери своей Рогнеды, наняли тысячу варягов оружных, воинскому делу обученных, собрали из людей новгородских дружину в три тысячи человек и пошли на юг.

Повторился поход, коим ходил на Аскольда Хельги Старый (Вещий), а Владимир — на брата своего Ярополка. Языческий варяжско-русский север опять шёл на юг, на Киев, и, как всегда, побеждал. Победил и на этот раз.