В. Волк-Карачевский - Как грабили Ротшильда. Любовь и миллионы

За такую щедрую расточительность идей Бриссо приговорили к смертной казни и отрубили голову. Но не как королю Людовику XVI – тот был на эшафоте один и спрашивал, нет ли вестей об экспедиции Лаперуза, но палач не мог удовлетворить любопытство короля, так как даже не знал, кто это такой – граф Жан Франсуа де Гала де Лаперуз, который вопреки воле родителей женился на креолке и ошибочно принял остров Сахалин за полуостров, на самом деле отделенный от материка проливом Татарского, а от острова Хоккайдо – проливом, названным в честь самого Лаперуза.

Бриссо отрубили голову не одному, а вместе с двадцатью товарищами, чтобы не было скучно и они могли бы на эшафоте подбадривать друг друга.

Поразмыслив над словами Бриссо «собственность есть кража» и утверждением Иегуды бен Тимона, что «любые деньги – это кража», я не колеблясь отдал букинисту несколько рублей, забрал книгу и ушёл домой.

Дома я ещё раз перечитал нижнюю часть титула, заинтересовавшую меня более всего: «Перевод исполнил NN, образцовый сельский хозяин собственного именьица при селе Крулихино Болгатовской волости Опочецкого уезда Псковской губернии. 1903 год». Образцовыми сельскими хозяевами называли небогатых помещиков, которые сами вели хозяйство и, кроме того, настойчиво убеждали крестьян соседних деревень не ковырять землю деревянной сохой, а пахать её железным плугом, как это делают богопротивные немцы и хитрокозненные англичане, не пропускающие случая устроить России какую-нибудь пакость в Средней Азии, а то и прямо в Петербурге.

Я полистал несколько томов «Энциклопедического словаря» издателя Брокгауза и ещё кое-какие книги. Да, действительно в Болгатовской волости Опочецкого уезда есть село Крулихино «с сельскохозяйственной школой при нём». В Опочецком уезде и село Михайловское, где не худшие свои годы довелось провести Пушкину, хотя он и скучал по столичной суете… Здесь же, на кладбище «близ Святогорского монастыря поэт и погребен…» Присматривал за сосланным в Михайловское Пушкиным «по обязанности своего положения» предводитель местного дворянства и сосед по имению Алексей Иванович Львов, отставной полковник артиллерии. В отчете агенту тайной полиции он сообщал, что «ничего предосудительного о Пушкине не слышно…»

В селе Крулихино у Львовых был барский дом, владели им в начале XX века уже сыновья Львова. Дом в два этажа «в форме разомкнутого каре с ризалитами и бельведером», на каменном фундаменте, валунная кладка с кирпичами, так называемый белорусский стиль. В доме «зал с двумя светами», бильярдная, зимний сад. Во дворе флигель, оранжерея, парк с вековыми дубами, ясенями и клёнами, «густые аллеи», фигурный пруд, но уже заросший, композицию парка портят берёзки-самосев… В те времена, то есть в начале XX века, в барском доме имелся телефон и можно было звонить в Опочку и Новоржев.

А в наше время стали известны даже географические координаты Крулихино: 56 градусов 49 секунд северной широты и 28 градусов 59 секунд восточной долготы, и имеется спутниковая карта, на которой хорошо видны село и река Овсенка.

Возможно, образцовый сельский хозяин NN, помещик небольшого именьица, бывал у Львовых, особенно зимой, когда меньше сельскохозяйственных работ. Играл с хозяевами барского дома в бильярд и в зале «с двумя светами» читал отрывки из своих переводов Сен-Симона и комментарии к ним. Шел 1903 год. В Лондоне на съезде партии большевики (они так называли себя, потому что их собралось очень много – человек тридцать) уже приняли программу свержения самодержавия в России. Они планировали, что это совершат внуки их внуков лет этак через сто. Но время ускорилось. Впереди были 1905 – 1907 годы, а потом и 1914-й и 1917-й… А образцовый сельский хозяин именьица близ села Крулихино переводил сочинения Сен-Симона и подробно комментировал их, ничуть не задумываясь о грядущих событиях.

Я взялся читать рукопись. И с удивлением обнаружил, что это не комментарии к трудам Сен-Симона, а некое литературное произведение, повествование, основанное на реальных событиях, произошедших в 1850-х годах в Париже, когда из сейфов барона Джеймса Ротшильда похитили тридцать миллионов франков. Произведение это было написано в жанре диалога на манер диалогов Платона, но еще более напоминало «Диалог о двух главнейших системах мира» Галилео Галилея. Несмотря на разборчивый почерк, пришлось приложить значительные усилия, чтобы прочесть рукопись. Рассказ об ограблении Ротшильда занимал её десятую часть, остальное заполняли философские рассуждения о том, хорошо ли воровать деньги у богатых людей, особенно если эти деньги они нажили сомнительным способом.