В. Волк-Карачевский - Тайна женского сердца

Они, конечно же, не голодали. Семья Буонапарте жила в своем четырехэтажном, выстроенном еще в прошлом столетии каменном доме, она владела несколькими виноградниками и оливковыми рощами и могла прокормить себя – но не одеть. Особенно подраставших дочерей, само собой разумеется, бесприданниц…

Траты на одежду приводили поручика в ужас. Одни суконные брюки стоили два ливра! А простая рубашка из дешевого английского полотна – четыре су! А как матери одевать дочерей, его сестер?! Поэтому лучше снимать комнатку рядом с бильярдной. Шум не мешает ему. Когда Набулионе раскрывает Руссо или Сен-Пьера, он не слышит ни стука шаров, ни криков игроков.

Поручик снял мундир и аккуратно вычистил его. Мундир он надевал только на смотры и когда отправлялся к госпоже дю Коломбье, да еще на уроки танцев, он брал их у местного профессора хореографии господина Дотейля.

Добрый танцмейстер взимал с него вдвое меньшую плату, чем с остальных посетителей танцкласса, так как считал, что страдающему задумчивостью поручику никогда не удастся освоить недоступное для него искусство ритма и изящных движений. Он, несмотря на упорные повторы, безнадежно забывал фигуры и сбивался с такта, совершенно не слышал музыки, не чувствовал партнершу, а после двух – трех оборотов в вальсе у него кружилась голова.

Такого же мнения о способностях Набулионе был и учитель танцев в Парижской военной школе. В Бриеннском военном училище, в стенах монастыря, учить танцы, к его счастью, не заставляли. Во время кадрили Набулионе еще удавалось кое-как выдержать шаг и такт. Для светской жизни артиллерийского поручика, который вряд ли продвинется в своей карьере выше капитана, этого вполне достаточно.

Вообще Набулионе слабо справлялся, когда дело доходило до того, чтобы управлять своими движениями. Он плохо ездил верхом, почти не умел плавать. А в фехтовальный зал Парижской военной школы его просто перестали пускать после того, как он сломал десяток рапир.

Зато Набулионе мог часами, без отдыха, шагать пешком. Он любил ходить по пустынным пыльным дорогам, по весенним цветущим лугам, а еще лучше – забраться повыше, на холмы, в горы, чтобы видеть перед собой горизонт. И еще он умел правильно рассчитать залп артиллерийской батареи. А это поважнее танцев.

Он освоил навыки простого канонира и командующего орудием, учебные стрельбы доставляли ему истинное удовольствие. Для этого не нужен парадный мундир, для черной работы артиллериста у него есть серая полевая форма и он чувствовал себя в ней куда лучше, чем в мундире во время занятий на плацу.

Переодевшись в полевую форму, Набулионе вспомнил свидание с Королиной Коломбье. Он рвал для нее вишни и клал их в ее миленькие губки… Нечто подобное, помнится, описано где-то у Руссо… «О, если бы мои губы были этими вишнями!»

Да, она прекрасная девушка… Милая и непосредственная… Да, это совсем как у Руссо… Или в «Вертере»: «Стоит мне увидеть ее черные глаза и мне хорошо! » Да, у нее прекрасные черные глаза. Их невозможно забыть… «Никогда ее губы не были так прелестны: они открывались, точно желая вдохнуть в себя это чудесное утро. Когда я закрываю глаза, в моем мозгу, где объединяется сила зрения, я вижу ее черные глаза! Я чувствовал на себе ее чудный взгляд, полный выражения глубочайшего участия и нежнейшего сострадания» . О да, она способна понять все, что он сказал ей, она умна, у нее тонкая, чувствительная душа, и, может, она и есть та, которая… Та, единственная…

«Отчего я не осмелился броситься к ее ногам? Почему я не кинулся с поцелуями к ней на шею?»

О, как сладки, как сладостны были те вишни! Обыкновенные вишни, разве возможно забыть их? Разве они забудут когда-либо это утро? И конечно же, нужно было броситься к ее ногам… И коснуться ее губ своими губами…

Вернувшись поздно вечером после учебных стрельб в пансион мадам Бу, Набулионе увидел ожидавшего его юношу в таком же мундире поручика, как и у него самого. Набулионе сразу же узнал гостя и, не сдерживаясь, бросился к нему в объятья.

– Александр! Ты! Проездом или в наш полк?!