Вячеслав Рыбаков: На мохнатой спине

26 и 27 февраля 1939 года правительство Франко признали Франция и Британия.

6 марта военная верхушка республиканцев объявила по радио о низложении правительства и переходе власти к Хунте национальной защиты. Спустя неделю, прошедшую в уличных боях, хунта установила свою власть на всей территории, ещё свободной от франкистов. Одновременно прекратилось и сопротивление франкистам. 1 апреля Франко взял под контроль всю Испанию.

Гражданская война обошлась Испании, по разным данным, от 450 тысяч до полутора миллионов погибших.

…В октябре 1936 года Берлин и Рим подписали секретный протокол о взаимодействии. Через месяц между Германией и Японией был заключён так называемый антикоминтерновский пакт, направленный, во-первых, непосредственно против СССР, а во-вторых, на противодействие СССР на международной арене. В ноябре к пакту присоединились Италия и Венгрия.

…25–26 марта 1935 года в Берлине во время секретных переговоров министра иностранных дел Великобритании Джона Саймона и Гитлера Саймон фактически санкционировал будущее силовое присоединение Австрии к Германии (аншлюс). Когда Риббентроп попросил Саймона изложить британские взгляды по австрийскому вопросу, тот ответил: «Правительство Его Величества не может относиться к Австрии так же, как, например, к Бельгии, то есть к стране, находящейся в самом близком соседстве с Великобританией». В ответ Гитлер поблагодарил правительство Англии за великодушие.

18 июня 1935 года между Англией и Германией была подписана морская конвенция. Совокупный тоннаж германского военного флота определялся теперь в 35 % от совокупного британского, а по подводным лодкам – в 45 %. Таким образом, Великобритания в одностороннем порядке, без предварительной консультации с Францией и не сообщив об этом Лиге Наций, отменила военно-морские ограничения, которые налагал на Германию заключённый по итогам Первой мировой войны Версальский договор.

В ноябре 1937 года будущий глава МИД Англии лорд Галифакс во время визита в Берлин на встрече с Гитлером поблагодарил его за «великое дело»: «уничтожив коммунизм в собственной стране, он закрыл ему путь в Западную Европу» и сделал Германию «оплотом Запада против большевизма».

Смотреть на девушку сына прямо и честно, как поначалу, я в тот вечер так уже и не смог; струсившие глаза отпрыгивали сами собой. А если всё же взглядывал мельком, когда она отворачивалась, – першило в горле, и будто раскалённым паром обдавало лицо и…

Да что тут, в самом-то деле, тужиться с описаниями. Покажите мне того, кто не знает, какие места окатывает горячим паром, когда находит эта окаянная блажь.

Не могу об этом говорить и не буду. Был бы молодой – может, нашлись бы какие-то простые и не пошлые слова. Молодым всё внове, поэтому они и слова умеют находить словно бы новые, первозданные, свежие, а оттого – непорочные. А я… Как ни попытаюсь передать то, что испытывал, – всё звучит с каким-то стыдным причмокиванием типа «Сусанна и старцы». Не буду, нет. Не буду.

Когда Маша вернулась с чайником, моя совесть, вмиг ставшая нечистой, сразу завопила мне, что жена всё почувствовала.

Заботливо подливая горячего в мой стакан, красующийся в латунном подстаканнике со звездой, она, словно бы ещё не в силах поверить, так удивлённо и так пытливо загляделась мне в лицо, что едва не дополнила струёй настоящего кипятка ту струю воображаемого пара, что палила меня изнутри. Как она меня так сразу раскусила?

Может, оттого, что слишком уж много мне приходилось притворяться на работе, в обществе благоухающих набриолиненных стервецов, что с умным видом и без малейших угрызений объявляют чёрное белым, а белое чёрным; в ответ до судорог в мышцах хочется по-пролетарски засветить чем попало в наглые рыла, а приходится жевать сопли с сахаром: рады отметить общность основных наших подходов… остающиеся разногласия не могут помешать нам координировать усилия в деле достижения… Зато дома я всё это сбрасываю и даже слова нечестного сказать не в состоянии, и на лице у меня всё написано. Дома я беззащитен. Без фрака, без шерсти, без кожи.

А может, от наэлектризованных бессовестным вожделением и желающих немедленно совокупиться просто пахнет как-то иначе? Ведь сплошь и рядом женщины по каким-то загадочным причинам остаются равнодушны к любящим, рассудительным, элегантным, заботливым и на костёр идут ради насквозь эгоистичных распутников с нестиранными трусами и вонью из подмышек. Летят, верно, на какой-то им одним ведомый запах, что главнее любой вони.