Анатолий Крикун - Жизнь прожить – не поле перейти. Книга 3. Семья

отказался, но в кармане почувствовал ключ от нового жилья и предложил сыграть на квартиру,

продемонстрировал ордер и бросил его на кон.

Удостоверившись что есть документ, и, взяв на кон ключ, выгребли из необъятных карманов все свои деньги, что обнаружились, и, кроме денег, поставили на кон два

перстня. Гора денег и сверкание камней, которые стоили больше приданого Марии, которым он не захотел

рисковать, а вот гора ценностей на фоне бумажки с ключом разожгли страсть. И карта пришла хорошая. Тощий объявил перебор и тяжело вздохнул. Степан открыл свои карты и с нетерпением ждал что вскроет, так и не представившийся, крепко сбитый с бегающими цепкими глазами парень. Медленно, одну за одной, с равнодушным видом, он выложил карты на доску столика в сквере. У Степана по спине побежал холодок, как перед атакой из окопа, и зашумело в голове. «Бывалый» картёжник сгрёб всё лежащее на столе. Ключ и ордер уплыли вместе с камушками и ворохом дензнаков в кожаный саквояж. Планы, которые только что строил Степан, рухнули и виноват в этом был он сам. Всю ночь он просидел в сквере. Город был безлюден. Раза два где-то протрещали выстрелы. Милицейский патруль один раз проверил документы. « Неужели всё рухнет и ему не оправдаться! Что делать?».

Два следующих дня Степан провёл в командировке в Чишмах. Когда вернулся то ему сообщили, что в его отсутствии в дом проникли два известных неуловимых грабителя и устроили там гулянку. В результате,

купеческий дом, со всем содержимым, предназначенным по ордеру Степану, сгорел дотла с тяжёлыми последствиями. Два, с трудом опознанные трупа, большая опорожнённая

бутыль самогона и обгоревший саквояж с камнями и

золотыми николаевскими монетами были обнаружены на пепелище. Что послужило причиной пожара выяснять не стали: пьянка, не затушенная лампа, папироса или

умышленный поджог, никого не интересовало. Милиции, избавившейся от одной из проблем было только облегчение Когда это сообщили Степану он только криво улыбнулся и на предложение получить новое жильё в кирпичном доме, сбежавшего с Колчаком чиновника, попросил выделить резвую лошадь которую будет держать в деревне. До места службы два часа рысью и к девяти часам будет на службе как штык, а при командировках за лошадью присмотрят. Да и жене в деревне будет спокойнее. На том и согласились. И Мария такому решению была рада. С сослуживцами Степан сошёлся быстро. Его трудовое происхождение и геройство у Ворошилова и Чапаева и, даже у царя, о которых тоже прознали, помогали в делах. Работа не тяготила и успешно двигалась. Вечером Степан уже бывал дома, где его с нетерпением ждала Мария, которая расцвела и стала

округлять фигуру. Степан не придавал значения этому, пока жена не сообщила, что к весне будет на сносях. Степан подхватил её и так поднял на руках вверх, что испугал

Марию и сам испугался. Потом долго успокаивал Марию, прикладывался головой к животу. Мария только

смеялась:

– Больно скорый ты! Хочешь услышать как ножкой бьёт, так рано ещё.

Урожай по осени выдался знатный, но большую часть зерна выгребли по продразвёрстке, а торговать было

запрещено. Оставили на прокорм семьи и посев. Зато сена заготовили в достатке, но его только скот ест а не комиссары. Огород с садом оказались тоже урожайными. Пайка денег и аттестата хватало чтобы жить безбедно. Да и хозяйство три мужика ладили исправно. К весне Степан ждал первенца в семье. Мария располнела и её оберегали от тяжёлых работ и Меланья её поругивала за чрезмерное усердие и не чаяла души в снохе.

Степан, надолго оторванный от родных мест,

вернувшись, отметил те изменения, которые произошли за восемь лет с его земляками и с его землёй, где он рос. Тысячи переселенцев, сорванных с разных мест где гремела мировая война, нашли убежище на Урале. Сёла разрослись и появились новые. Черниговку, Боголюбовку, Богомоловку и другие русские сёла пополнили беженцы из Украины, Белоруссии, Прибалтики. Устраивались и вписывались в новую жизнь не без труда, на скорую руку и несли новые проблемы. Но тогда, война грохотала вдалеке и возвещала о своём присутствии похоронками, увечными воинами и растущии налогами. Война же гражданская, внутренняя, перепахала этот центральный край огромной России,

перевернув всю жизнь, как пласт целины при весенней пахоте. В 1917 году, после переписи населения, когда с

фронта срывались сотни тысяч солдат наплевавших на всякую власть, чтобы успеть к очередному переделу земли. Большевики оседлали это стихийное движение