Валерий Горелов - Комфорт проживания и самосотворение

***

Сла̀в что-то сильно забалдел, только, прикрыв глаза, развалился в кресле, как почувствовал на лице что-то не то смрадное, не то ароматное, щекочущее дыхание. Это был Зуд с явным намерением поцеловаться, его сморщенный нос был в сантиметре от лица Сла̀ва, а на голове вроде как рожки, такие симметричные и ровные. Сла̀в с ним сладко чмокнулся, тот налил, чокнулись, выпили и зажевали поджаренным хвостом.

Вокруг хохот, хрюканье и улюлюканье, причудливые очертания. У сидевшего напротив Вовчѝка лысина пошла складками, уши выросли и заострились, а от уха до уха был какой-то оскал, вроде как доброжелательный. Сла̀в потряс головой и к нему пробился голос Вовчѝка, тот излагал дальнейшую программу на сегодня. У него явно был ген Колумба, когда постоянно не хватает приключений. У жаровни зыркал глазами Зуд: он точно знал, что эти братцы будут в гостях у стража Цербера, где все чревоугодники разлагаются под дождем.

Куда поехали, Сла̀в не понимал, но велел остановиться в нужном месте, он был обязан выполнить гражданский долг и отжаловался на «Боже мой». Опять тут народу было полно, все про свое орали. Пройдут минуты, и соседа уже будут колоть нужными уколами, наденут на голову мешок и будут вкладывать туда правильные мысли и образы, а если не получится – утилизируют. Жалобщику от этого должно быть злорадно и хорошо. Отказываться от человеческого было легко и сытно. После поцелуя с Зудом появилась легкость, как будто алкоголь улетучился, освобождая место для новых возлияний, потенция настойчиво стучала, да и пожрать уже хотелось.

***

Агасфер стоял на маленьком пустыре в окружении четырех рыжих волков. Они постоянно обнюхивали его и ухмылялись. Видимо, когда замывал свою голубую чашку, плеснул на штаны. Когда-то, очень давно, на этом месте был маленький скверик, тогда еще были деревья под названием липы. На этом месте стоял человек из камня, отрекшийся от всего, им же содеянного. Он был отчужден и надломлен. Это был тот человек, которому Агасфер рассказывал, а тот рассказывал уже другим. Он с поразительной точностью описал свою собственную кончину. Тот, кто в приступе ярости кинет в огонь свою главную книгу, отрекшись от своего попечителя. Однако, отрекшись, он сам не сможет больше жить, заморив себя голодом, как Дионисий, но, к счастью для себя, он не знал, что рукописи не горят.

Агасфер пнул самого навязчивого волка и пошел с пустыря. Да, то был настоящий писатель с хорошей интуицией и фантазией. Только ни один, даже самый хороший писатель не смог бы нафантазировать то, что происходило сейчас, и что эта земля должна вскорости изрыгнуть. А в общем, он не единожды сталкивался с пытающимися отречься. Когда старик отказался о своей теории происхождения человека, пришлось много потрудиться, чтобы его заявление выдать за фейк, а требования исповедаться и причаститься на смертном одре – за приступ безумия. Агасфер шел к себе домой, где у него были продукты, которые он ел. Надо было постепенно готовиться к встрече будущей Антидевы, она-то прибудет в полном человеческом облике, и другого варианта, кроме как жить у него, не было в этой огромной агломерации с сегодняшним режимом. Он ее ни разу не видел, только слышал голос из телефона, но ясно понимал, что это наследница колена Данова, еще в те времена былинные отвергшего Бога. Он считал, что внешне она должна соответствовать имени безбожной шлюхи. Демоны могли обретать женскую внешность и какое-то время в ней находиться, это были инкубы. Вот с такой сущностью его подопечный и провалялся три дня в кровати. Коту-Агасферу все виделось как есть, и его аж выворачивало, когда этот придурок лез с поцелуями к рогатому и горбатому чудовищу – демону Эйшет. Та вставала ночью и жрала эти консервы. У каждого, точно, свой комфорт проживания.

***

Сла̀в как-то сразу почувствовал себя состоявшимся и способным на многое; если он не совсем в гавани, то уже подплывает. Вот что значит облобызаться с кем надо и когда надо. Теперь покойников забирают и куда-то увозят, а когда-то их заколачивали в ящики и зарывали во множественном присутствии, пели грустные песни и, думая, что те просто уснули, пили, чтобы те спали спокойно. Вовчѝк вез его в клуб, где сексом занимались в таких ящиках – гробах; те, кто бывал там, очень хвалили. Называлось это место очень сексуально «Любовь до гроба». Клуб был в оригинальной архитектуре – в виде пятиконечной звезды, в центре зал-ресторация под затуманенным куполом, а в пяти боковых отсеках – номера, в которых на подмостках стояли черные гробы с красотками внутри. Народу было много, много было и дам – любительниц горячих и мокрых мест красавиц, женолюбы были обоих полов, как, в общем-то, и везде. Интрига заключалась в том, что девиц сразу и не видишь, они лежат в закрытых гробах, а как крышки откроешь, тут и познакомишься и сам решишь с какой начинать. Совсем недавно Сла̀в отказался быть седьмым, а тут уже будет сто седьмым, но его это уже не особо трогало.