Ольга Эрлер - Птолемей и Таис. История другой любви. Книга вторая

Таис вдруг увидела над морем стайку маленьких летучих рыбок. Сверкая на солнце, они взлетели над водой и, как чудо, исчезали. Таис со смехом побежала в море. Она доплыла до косы, где волны были ощутимей. Скользя и прыгая на них, она дивилась тому, как по-рыбьи свободно чувствует себя в воде. Ныряя, открывала глаза, но видела только размытые картины водной толщи, пронизанной солнечными бликами, и уши воспринимали совсем другие звуки – глухие и таинственные…

Утомленная движением и переполнявшей ее радостью, она выбралась на берег. Полуденное солнце заливало мир нестерпимо белым светом. «Как быстро летит время, когда ты наедине с матерью-природой… И когда ты счастлив. А ты всегда счастлив наедине с природой. Как удобно, значит, я всегда буду счастлива!» Уходить не хотелось, хотя Таис полдня провела на пустынном берегу. «Я – и вся земля, для меня одной – все…» Ах, как не хочется возвращаться в мир, в суету, к людям. Она шумно вздохнула, надела хитон, и, напевая, пошла, оставляя на твердом песке свои следы…

Девушка не знала, что в эту минуту была уже не одна, что все это время за ней наблюдали: сначала с удивлением, потом с умилением, потом с завистью, потом с радостью, потом с тоской. «…радость люблю и солнце…» Голос удаляющейся нереиды затихал, и ее танцующая фигурка таяла в дрожащем августовском воздухе…

Динон ждал в своей мастерской. Он критически рассматривал неоконченную богиню, для которой Таис стояла моделью. Работа почему-то не шла, скульптор был недоволен собой и сделанным. Предыдущая статуя получилась на славу, и он любил мраморную Таис не меньше, чем живую. А хотелось не просто повторения, но развития успеха, не только удачи, а признания, славы, зависти других скульпторов. Прибежала Таис, далекая от честолюбивых желаний Динона, облилась водой, облила проходивших мимо подмастерьев. Ее смех долетел до мастерской, и морщины между бровями Динона разгладились. Мокрая веселая Таис вскочила на постамент и замерла в позе. Капельки блестели на ее лице, как роса на лепестках розы. Динон сразу почувствовал себя уверенней и принялся за работу. Постепенно и его лицо окаменело, как у статуй, и он полностью ушел в себя. Таис закрыла глаза, и перед ее мысленным взором проплывали картины сегодняшнего дня: летающие рыбы, солнечные блики под водой, колышущийся, звенящий воздух, травка серебристого цвета…

Солнце, вместе со своим менее приятным спутником – жарой, удалилось на покой, афиняне же, наоборот, ожили, стали выбираться из домов, и городская жизнь вступила в следующую активную стадию. В гостелюбивом доме Динона собралась обычная компания – молодой поэт Менандр, афинский политик Фокион 2 2 398—318 до н. э. Афинский «политик и оратор», 45 раз выбирался на должность стратега, сторонник промакедонской партии и объединения Греции. , несколько друзей. Поужинали, обсуждая важнейшую тему – приезд в Афины для подписания мирного договора Александра, сына македонского царя Филиппа.

Два года назад, осенью 340 года, Афины объявили Македонии войну. Уже тогда она не вызвала большого энтузиазма ни у афинян, ни у Филиппа, занятого осадой Византия на Боспоре. Весной и летом 339 года он вел войну со скифами и трибаллами. Параллельно все же послал часть своих войск в Среднюю Грецию, где с осени 339 начались вялотекущие боевые действия с афинянами и их союзниками фиванцами. Оборонительные действия афинян за год не принесли никакого результата, поэтому было решено дать македонцам большое сражение у города Херонеи, которое завершилось полным разгромом афинян. Если бы афиняне послушали не Демосфена 3 3 384—322 до н. э. Афинский политик, глава антимакедонской партии , а Фокиона – противника войны, никакого кровопролития и позора не случилось бы. Но афиняне не вняли его разумным речам, более того, возвели Фокиона в предатели отечества. Они не прислушались даже к пророчеству Пифии: «О, если бы мог избежать я резни на брегах Термодонта.» И вот неделю назад оракул сбылся: афиняне были разбиты македонцами на берегах Термодонта, у Херонеи. «Плач и рыдания ждут побежденных…» Так и случилось – рыдания заполнили Афины. Демосфен же, спровоцировавший войну с Филиппом, бежал с поля битвы, бросив оружие и щит, на котором по иронии судьбы стоял девиз: «В добрый час».

По правде сказать, афиняне ожидали куда худших последствий – разрушения великого города и рабства для его жителей. К их великой радости и удивлению, Филипп отказался от дальнейших действий, более того, вернул две тысячи пленных без выкупа (!), тела павших для погребения и прислал послов, чтобы заключить весьма мягкий договор. Такого не ожидали от диких горцев-полуварваров, какими считали македонцев высокомерные афиняне. Фокион все же испытывал чувство запоздалого удовлетворения от того, что оказался прав. Таис смотрела на него чуть-чуть снисходительно – видимо, нет в природе совсем не тщеславных мужчин – и с ужасом вспоминала страхи и волнения последних месяцев. Слава богам, что все позади. Хоть и поражение, но оно могло быть куда ужасней!