Нина Молева - Камер-фрейлина императрицы. Нелидова

Они вернулись вдвоём?.. — «Очень скоро, мадам. Да, вдвоём. И со мной, мадам. Тётушка была так добра, что взяла меня с собой. У меня не было ни её удивительного таланта, ни денег. Никаких, мадам. Тётушка имела свои средства. Вернее — она зарабатывала их в Петербурге, но все до единого франка отдавала господину Фальконе». — Но почему? Он этого требовал? — «Ни в коем случае. О, мадам, я же говорю, тётушка была удивительной женщиной. Она клала все деньги в общую кассу, чтобы её учитель — иначе она господина Фальконе не называла! — видел в ней всего лишь ученицу и помощницу, от него одного зависевшую». — Я готова её понять. — «А я нет, мадам. О, нет. Если бы всё обстояло иначе, не разыгралась бы вся история с Пьером. Вы же помните, они обвенчались в 1777 году». — Да, я была уже фрейлиной. — «Без гостей. Без свадебного торжества. А через два месяца Пьер уехал. Взбешённый. Проклятый отцом. О, это был настоящий монстр, мадам». — Почему вы так резки, Селестин? Молодые могла не сойтись характерами. — «Но я же знаю, мадам! Я видела всё собственными глазами. Пьер убедился, что тётушка не располагает и не собирается располагать собственными деньгами, что он решительно ничего не может получить от жены. К тому же императрица...» — Знаю, при Малом дворе говорили, что императрица была рассержена этим браком и даже высказывала недовольство самой госпожой Фальконе-Колло. Я не была при этом, но друзья описывали эту сцену. Ваша тётушка не проронила ни слова, так что императрице, так и не добившись ответа, пришлось кончить аудиенцию. Все ждали неприятных последствий для госпожи Фальконе. Но их не последовало. И мне даже казалось, что госпожа Фальконе затаила обиду на императрицу. Ведь ей были сделаны такие выгодные предложения в отношении портретов и оформления дворцов. — «О, нет, нет! Ни о какой обиде тётушка никогда не говорила. И как бы она посмела! Просто когда господин Фальконе уехал из Петербурга в Гаагу, тётушка последовала вскоре за ним». — Не вместе с ним? — «Нет, мадам. Тётушка была беременна». — И её супруг знал об этом? — «Не думаю. Тётушка специально ему не стала об этом сообщать. Да и зачем? Это бы лишило его окончательно надежды на её денежные средства. Да и господин Фальконе мог разгневаться». — Но разве он не хотел брака с вашей тётушкой? Это так естественно: любимая ученица и сын. — «Господин Фальконе? Никогда! На браке настояла тётушка. Да, она не любила Пьера. Но по Петербургу стали распространяться неприятные для господина Фальконе слухи. Как стало известно со временем, с помощью того же Пьера. И тётушка нашла способ их прекратить». — Какое самопожертвование! Боже, какой подвиг... — «Разве это такая редкость в жизни, мадам? Вы преувеличиваете. Мне кажется, каждый второй брак строится только так. Вы хотели знать, мадам, почему тётушка задержалась в Петербурге. Господин Фальконе никогда не занимался хозяйственными делами, не устраивал хозяйства, не нанимал слуг, даже не знал, есть ли в доме дрова, а в конюшне овёс. Всё это было делом тётушки. Она не хотела, чтобы учителя обкрадывали, и вела всему строжайший учёт. Вот и здесь она знала, что господин Фальконе больше не может рассчитывать ни на какие деньги от императрицы, и постаралась продать каждую мелочь. Я сама ей помогала».

Какой странный разговор. Не следовало его начинать. Теперь Селестин не остановить... «Тётушка должна была устраивать новорождённую дочь. И Машеньку». — А это кто? Вы ни о какой Машеньке никогда не говорили. — «Простая, совсем ещё юная девушка, помогавшая тётушке в мастерской. Как она сама когда-то помогала Учителю в Париже. Машенька была такой же, как тётушка, во всём. Сегодня мне кажется, что я даже никогда не слышала её голоса. В доме она умела быть совершенно незаметной. О, тётушка её очень ценила. Ей и в самом деле нужен был помощник. Ведь господин Фальконе после этого памятника великому императору в Петербурге дал зарок больше не заниматься скульптурой». — Так это правда? Его величество обсуждал со мной этот странный зарок. После такого труда отказаться от своего искусства! Впрочем, я думаю, господин ваятель был очень обижен, потому что Двор обошёлся с ним незаслуженно несправедливо. Последнее время его просто перестали замечать. Недовольство императрицы не могло не передаться придворным. Все его письма к императрице оставались без ответа. И главное — он уехал, даже не дождавшись открытия своего памятника.

«Вы правы, мадам. Но — надо было продолжать жить, а это стоит денег, больших денег». — Разве господину Фальконе не удалось составить состояния? — «Вы шутите, мадам! Господин Бецкой год от года становился скупее, задерживал выплаты, проверял каждую копейку, и только тётушка умела улаживать с ним дела. Конечно, деньги у господина Фальконе были, но ведь приходилось думать о будущем. А если художник перестаёт работать...»