— А потом его недовольство обеими невестками...
— Что ж, он поставил в нелепейшее положение наследника, потребовав удаления из его штата князя Адама Чарторыйского и набросив тем самым тень на репутацию великой княгини. Он поставил под подозрение бедную великую княгиню Анну Фёдоровну, потому что она не всегда находит в себе силы выдерживать придворные приёмы и ей часто становится дурно даже в придворной церкви.
— Да, последнее время она начала стареть на глазах. И немудрено, мне всегда казалось, что Константин Павлович с какой-то животной радостью готов подражать крайним поступкам отца. Его обращение с женой казалось недопустимым даже его величеству — он не раз об этом заговаривал — а вот теперь...
— Теперь всё превратилось в свою противоположность. Император на всех срывает своё дурное расположение духа.
— Я слышала, он даже перестал выходить к общему столу?
— Анна Степановна говорит, что никогда не известно, разделит ли он общий обед, а ужин ему обычно стали подавать в его покои. Притом он запретил императрице заходить желать ему доброй ночи; когда она, своим обыкновением, попыталась настоять на старых привычках, верный Кутайсов просто не открыл ей дверей, сославшись на строжайшее распоряжение императора.
— Но почему он так поторопился оставить в этом году Гатчину?
— Скорее всего экзальтированное состояние духа не даёт усидеть на месте. Сам император выехал из Гатчины 28 сентября во главе возвращавшихся в столицу гвардейских войск. За ними в шестиместной карете разрешено было следовать императрице с великими княгинями, графиней Шуваловой, госпожой Ренне и нашей Анной Степановной. У Пудовской мельницы был подан обед на двадцать пять персон, за время которого император не сказал ни единого слова, ел быстрее всех и нарочно наблюдал за неуспевавшими сотрапезниками. В результате все блюда остались почти нетронутыми.
— А ночлег? Где-то же надо было ночевать?
— Император выбрал Красное Село. Войска стали там лагерем, а дамам пришлось довольствоваться старым деревянным дворцом. Анна Степановна жаловалась, что там не только ничто не было приготовлено к их приезду, но пришлось тесниться в нескольких комнатах и, вообрази себе, даже без постельного белья. Эти капризы просто необъяснимы.
— Они объяснимы, Таша, слишком объяснимы, зная характер его величества. Но ты мне ничего не сказала о московских новостях.
— Ах, об этом... Что ж, прекрасная москвичка [26] Анна Петровна Лопухина.
всё ещё собирается в путь в столицу, а её отец и мачеха ведут настоящий торг об условиях переезда. Всё это напоминает какую-то рыночную торговлю, где император приобретает дорогую невольницу.
— Вот тебе объяснение его настроения. Он ждёт её, Таша, и весь мир перестал для него существовать, только и всего.
— Но ты сама виновата, Катишь! Если бы ты не последовала за мной, оставалась бы рядом с ним, у него на глазах, старое очарование продолжало бы действовать. Он не смог бы поступать так откровенно, а испытывая неудобства, в конце концов мог отказаться и от самой идеи «прекрасной москвички». Разве не так? Куракины первые заговорили об этом и готовы во всём винить твоё решение и упорство.
— Таша, старый мир распался. Разбитую чашку можно склеить, даже поставить на полку, но из неё никогда не удастся выпить чая. Зачем же обманывать себя?
* * *
День 12 октября открылся 5-ю выстрелами из пушек с стоящей против дворца батареи. В 9 часов в присутствии Императора и Наследника перенесены из внутренних покоев Государя в церковь привезённые перед тем с острова Мальты мощи Св. Иоанна Крестителя, Святой Животворящий Крест и икона Богоматери, писанная евангелистом Лукою, после чего Император Павел по обыкновению присутствовал на разводе, с герцогом Иосифом /женихом великой княжны Александры Павловны/ и принцами Мекленбургскими. В 10 часов начали съезжаться во дворец приглашённые на торжество, как придворные, так и прочие первых четырёх классов особы, в робах и богатых кафтанах, также чужестранные послы и министры. Невеста уже находилась в 8 часов утра во внутренних покоях Императрицы, куда для убирания её к венцу приглашены были все находившиеся во дворце статс-дамы, по окончании чего во внутренние покои введён был графом Головкиным высокообручённый жених наследный принц Фридрих Мекленбургский. А между тем в покоях Гатчинского дворца расставлены были, начиная от самых дверей Тронной его величества и до площадки, что перед Большим средним дворца подъездом, три эскадрона кавалергардов, а от оных, до самой лестницы церковной, конная гвардия в том же составе эскадронов, быв с штандартами, трубами и литаврами. В 11 1/4 часов из внутренних покоев, при звуках труб и литавров, двинулось в церковь Высочайшее шествие в следующем порядке:
Читать дальше