Геннадий Ананьев - Вокруг трона Ивана Грозного

Темники под рукой. Определить каждому направление для удара не заняло много времени.

— Карнаи известят, когда на эти их огороды кинемся. Все тумены выступают одновременно. Пусть увидят гяуры, трусливо спрятавшиеся за досками, как велика наша сила. Велик Аллах!

— Велик Аллах! И Мухаммед его пророк!

А русские ратники все жданки съели, гадая, когда же начнётся атака нехристей? Недоумевали, чего ради татарва медлит? Не в их это правилах. Они атакуют сразу, без раскачки, а тут вдруг — идёт время тихо-мирно. Трудно сидеть, притулившись спинами к колёсам телег, подпирающих китаи, не смея носа высунуть. Это строжайше запрещено. Не спускают глаз с ратников, готовые остепенить тех, кто станет самовольничать, не только десятники, но и сотники. А так хочется поглядеть, что творится за китаями. Вдруг вороги татями подбираются под самые оплоты?

Нет. Такого не может быть. Наблюдатели на звонницах монастырей не спят.

А лашкаркаши не спешит приказывать карнаям, чтобы давали сигнал для начала атаки. Даёт время темникам доскакать до своих туменов, собрать тысяцких и сотников для объявления им ханской воли, справедливо посчитал, что спешка при подготовке к атаке может повредить успеху. Вот если бы рать русская стояла стеной, как обычно, тогда всем всё ясно: передовые тысячи крутят колесо перед вражеским строем, разрежая его, а следом, по команде темников — неудержимая лава:

— Ур! Ур! Ур-а-а-гш!

И дальше всё отработано: за первой лавой — следующая. Тумены второго удара охватывают строй с боков, рассекая его на части. И вот она — победа!

Теперь иное. Теперь нужно подумать, как ловчее одолеть высокие заплоты. Но ничего лучшего не придумаешь, как навалиться всеми силами, окружить китай-города, затем растащить китаи, отобрав для этого специальных джигитов на крепких и послушных лошадях. Они должны набросить на китаи крючки и тянуть их изо всех сил. Крючки для этого есть. Хотя они приготовлены для стен, но вполне пойдут и для этой цели. Есть и крепкие верёвки, плетённые из конских хвостов.

Русские же ратники серчать начали на долгое безделие татар.

— Иль не решаются?! Глядишь, не попрут, а поворотят морды коней своих в степь?

— Держи карман шире. За наживой пришли, разве остепенятся, не награбив добра и не захватив полона?

— Так видят же китаи. Вон их у нас сколько. Побоятся, что не смогут одолеть.

— Им китаи видятся пустыми. Даже пушки у нас упрятаны до времени. Вот и примут их за обманные.

— Оно, конечно, так, но всё же...

Прервался этот вялый разговор протяжным завыванием басовитых карнаев. Подхриповатым, но далеко слышным.

— Ишь ты? Встрепенулись!

Но продолжай сидеть до команды тихо, не смея даже размять ноги, распрямившись. И на подводы не моги взобраться, которые не только подпирают китаи, но и удобны для стрельбы рушницами из бойниц. Когда же татары полезут на сами китаи, стоя на телегах, ловчее рубить сплеча боевыми топорами, мечами, но особенно потчевать незваных гостей шестопёрами. Готовиться, однако, к этому рано. Вот когда ударит полковой набатный барабан, тогда в самый раз поплевать на ладони. А набат встрепенётся только тогда, как им объяснил сотник и подтвердили десятники, когда татарва, хотя и увидит вмиг ощетинившиеся стены китай-городов, остановить бешеный бег своих коней уже не сможет. Но прежде полкового зазвучит колокольный набат со звонницы Данилова монастыря.

Прошло немного времени, и тугой удар главного колокола разнёсся над полем и словно повис над цепью китай-городов. Запаливай, значит, пушкари факелы, сыпь порох на полки. Самопальщики готовь рушницы. Остальным — натягивай пружины самострелов, вставляя в направляющие гнезда калёные болты-стрелы, пока что не особенно шевелясь. Жди удара полкового набатного барабана.

Вот долгожданный басовитый удар набата. Готовься, стало быть, в полную меру. Чтобы по второму удару с залпом не замешкаться.

Хорошо бы ещё под копыта татарских коней триболы загодя разбросать, чтоб смешались бы передовые в кучу неразборную, а уж по ней — залп; но воеводы не решились на такое, ибо когда из китай-городов выскочит своя конница рубить сбившихся в толпу татарских ратников после встречных залпов, свои же кони могут наступить на триболы, и встречный удар ослабеет.

Резон, конечно, в этом есть, но можно было бы предусмотреть для своих проходы, обозначить их только вехами.

Жаль, умная мысля приходит, как часто бывает, опосля.

Гулкими басами ухают друг за другом полковые барабаны. И тут же — залпы. Тоже один за другим. И в грозный клич «Ур! Ур! Ура-а-агш!» вплелось истошное ржание раненых коней. Из скачущих в первых рядах добрая треть барахтается на земле, а дико несущуюся лаву не сдержать: кони более чем всадники охвачены неизъяснимым порывом, кажется, они даже не чувствуют раздирающего губы в кровь железа, несутся вперёд, перемахивая через упавших на землю коней и всадников. Только тогда скачущий конь может упасть, если наткнётся на пытающегося подняться подранка — тогда куча мала увеличивается и становится непреодолимой, образуется целый заслон из придавленных седоков и судорожно барахтающихся коней со сломанными шеями.