Юлия Жукова - Девушка со снайперской винтовкой

Еще не раз какая-то сила будет охранять меня.

Однажды я вела огонь со второго этажа дома, стоявшего на невысоком холме. Сделала очередной выстрел и быстро поменяла позицию. Только устроилась у другого окна, как на том месте, где я стояла всего несколько мгновений назад, разорвался снаряд, проделав огромную дыру в стене. Что было бы со мной, если бы я пренебрегла нашим железным правилом: сделала выстрел – сразу меняй позицию?

Другой случай. Иду по шоссе, вдруг слышу, что летит снаряд. По звуку определяю, что снаряд тяжелый и летит он в мою сторону, кажется, будто прямо в меня. С размаху бросаюсь на землю, закрываю руками голову. Слышу, как снаряд тяжело плюхается позади меня, совсем близко. Лежу и с ужасом думаю: сейчас взорвется, вот сейчас взорвется! Не взорвался! Позднее саперы ради интереса решили посмотреть, почему снаряд не взорвался, вскрыли его, а там записка: «Чем можем, тем поможем». Кто был тот друг? Наш советский человек, вынужденный под дулом автомата работать на германском заводе, или немецкий антифашист, помогавший нам из идейных соображений? Подобные случаи были известны и прежде, но я впервые увидела это воочию. И кем бы ни были те, кто это делал, они рисковали собственными жизнями ради спасения наших.

…А полк все еще находился в окружении. Мы целыми днями не вылезали из окопов. Немцы атаковали по несколько раз в день. Положение становилось невероятно тяжелым. У нас иссякали запасы продовольствия и боеприпасов, мы несли серьезные потери. Пробовали прорваться из окружения, но безуспешно. Несколько раз слышали сильную стрельбу с левого фланга. По данным разведчиков, это части 2-го Белорусского фронта пытались помочь нам и прорвать кольцо со своей стороны. Тоже не получалось. Все понимали, что долго не продержимся. В те дни в окопах собрали всех, кто только мог стрелять. Уже и артиллеристы, оставшись без снарядов, встали в окопах рядом с пехотинцами, вместе с ними ходили в атаки.

В какой-то момент, когда солдаты поднялись и пошли в очередную атаку, я, оглянувшись вокруг, поняла, что в окопах никого нет, что все мои товарищи там, в цепи атакующих, а я осталась одна, совсем одна на всем видимом пространстве. Меня охватил такой ужас, что я тоже вылезла из окопа, догнала цепь и вместе со всеми пошла в атаку. Поскольку штыков у снайперских винтовок не было, решила, что буду действовать ею как дубинкой: авось простят мне загубленную винтовку. На мое счастье, увидел меня, бегущую вместе со всеми, боец, крикнул: «Дура, куда прешь? Убьют ведь!» И толкнул в близлежащий окоп. Эта наша атака тоже захлебнулась.

Свидетельством того, насколько тяжелой была обстановка, может служить и эпизод, о котором напомнила мне Аня Верещагина. К нам пришел совсем молоденький младший лейтенант – измученный, обросший, весь в глине, в шинели с оторванной полой. Он обратился к нам: «Девчата, у нас осталось по одному солдату на десять метров. Помогите».

Мы молча поднялись, взяли винтовки и пошли за ним. Снова в сырые и холодные окопы. Пришли. И вдруг Вера Самарина, рыженькая хрупкая девчонка, которая в начале учебы в школе панически боялась винтовки, стрельбы, поднялась на бруствер и своим тонюсеньким голоском закричала: «Ребята! Давайте соберемся, выстоим и отгоним фашистов!» Все подтянулись, собрались. И выстояли. И отбили очередную атаку гитлеровцев.

Потом многие солдаты вместе с медиками выносили раненых с поля боя. Я тоже вызвалась помогать. Ползу по полю. Слышу, в стороне кто-то слегка покрикивает, будто на помощь зовет. Мне показалось, что это не русский, возможно, даже мой земляк – казах. Подползла и вижу: лежит совсем молоденький солдатик, действительно похожий на азиата. Подхватила его, потащила. Он был маленького роста, но оказался невероятно тяжелым, я еле доволокла его до окопа, а там уж солдаты помогли осторожно спустить раненого вниз. И вдруг он открывает глаза, ощупывает себя руками и радостно восклицает: «Целый!» Да, здорово, видать, испугался мальчишка. Я же готова была в тот момент пришибить его.

Мы были измотаны до предела, нас донимали голод, холод, пронизывающая насквозь сырость. И вот наступил день, когда патронов и гранат почти не осталось, у каждого было всего по несколько штук. Я отложила два патрона отдельно в карман. На всякий случай, чтобы к немцам в лапы не попасть. Плена мы боялись больше, чем смерти: видели не раз, что делают фашисты с пленными.

Однажды, когда начало смеркаться, подошел ко мне боец и сказал, что ночью будем прорываться.