Владимир Беляков - Норильские судьбы. Повести, рассказы, мемуары

– Не могли бы вы пригласить даму на танец? – И не ожидая ответа, протянула вперед руки. Михаила подбросило как на ухабе. Сердце забарабанило по вискам. Глаза, уткнувшись в глубокую ложбинку на ее груди, провалились внутрь и, обласканные исходящим теплом, заискрились. Он пошатнулся. Нашел равновесие, ухватив ее руки. На приличном расстоянии друг от друга, они вошли в танец.

Как только обворожительная пара занялась настройкой контакта, «племянник» встал и поспешил в сторону кухни. Поравнялся с официанткой. Чмокнул ее в губы. Махнул всем рукой, накинул пальто и крикнул:

– Клава, я ушел. Закрой за мной.

Нежная мелодия заполнила все пространство. С каждым тактом обворожительная особа незаметными движениями сокращала дистанцию между ними. Вот она без колебаний перешагнула черту неприличной близости для танцующих граждан советской эпохи. У Михаила началась нервная дрожь. А когда божественное создание впечатало свою грудь в его крепкое тело, припала к нему, при этом немного застонав и подрагивая, он замер на мгновение. Как будто вновь выслушал приговор суда 1949 года. Пробивший его озноб перешел в жар и начал выплескивать из него поток слов, как закипевший чайник выплескивает горячую воду через носик. Из его рта посыпались комплименты и восхищение ее красотой, потом обещания «Я ваш навеки», «С неба звездочку достану», пересекаясь с клятвой типа «Век свободы не видать». Страстные слова текли горным, стремительным ручьем, вливаясь в ее уши. Она, закатив глаза, слушала, мило улыбалась, иногда откровенно вздыхая. Тогда он не мог себе предположить, что через несколько десятков лет из подобных ресторанных посиделок и завистливых мужских взглядов на чужих женщин родиться популярный шлягер «Ах, какая женщина, какая женщина».

Танец был невероятно скоротечен, как скоротечно все прекрасное. Проводив даму, направился к своему столу и не сразу обнаружил отсутствие «племянника». Ему было не до «родственника». В голове все пуржило, он подбирал слова, которые непременно должен сказать даме и непременно в следующем танце. Он уже мысленно думал о том, как они перешагнут порог его номера, чтобы нарушить пятую заповедь революционного пролетариата несколько раз.

Опрокинув в себя рюмку с остатком коньяка, заметил торопливо скользящую к его столику официантку. Мило улыбаясь, она прошептала:

– А где ваш племянник? – не дожидаясь ответа, достала из большого кармана на фартуке блокнот.

– Счет, пожалуйста! – положила на столик листок и начала убирать приборы.

Только сейчас Михаил заметил отсутствие «племянника». Завертев головой, обнаружил, что музыканты упаковывают инструменты, а столики изрядно опустели. Его взгляд не мог отыскать ни «племянника», ни обворожительную даму.

Сбегал в раздевалку и заглянул в туалет, «племянник» как провалился. Пурга в голове стала утихать. Мысли начали проясняться, наступило разочаровывающее осознание ситуации. Выхода не было, пришлось платить по счетам. Вернувшись к себе в номер, встал у зеркала, смотря на свое отражение начал колотить себя полбу, приговаривая:

– Ну, что, лох! Ведь говорил тебе – не дядя! Так нет! Дядя! Дядя!

Утром он выехал из гостиницы и направился на железнодорожный вокзал. На этот же день купил билет в купейный вагон Красноярск – Адлер. Просидел в здании вокзала в ожидании поезда.

В купе он был один, и это радовало. Когда поезд тронулся, повесил доху на крючок, получил постельное белье. Заправил постель. Неприятный осадок от посещения ресторана угнетал. Но его сознание будоражили постоянные всплески воспоминаний, как женская грудь впечатывается в него и прилипает к его телу. Эту теплоту и дрожь он будет помнить еще долго.

Чтоб отвлечь себя, отправился в вагон-ресторан. За день он изрядно проголодался. За окном было темно. Мелькали силуэты заснеженных деревьев. В ресторане пробыл более часа. Выпил, поужинал. Вернувшись в купе, улегся на нижнюю полку. Мысли унесли его на Юг. Он никогда не был в Сочи. Море видел только в кинофильмах. Углубившись в раздумья, мысленно начал прогуливаться по набережной.

Постепенно он провалился в дремоту. В сознании, где-то глубоко, услышал едва различимый женский голос, что проехали Мариинскую, следующая Анжерская, стоянка две минуты.

Проснулся от подергивания ноги. Чьи-то руки пытались стянуть с него бурки. Сначала подергали за одну бурку, чуть стащив ее, затем другую. Не открывая глаз, Спицын сжал кулаки, ожидая продолжения. Ожидал, когда процесс дойдет до завершения, чтобы уже потом, очень больно наказать воришку. Чужие руки аккуратно, сделали еще одну попытку. Опять чуть стащив обе бурки. Поезд подошел к Анжерской, скрипя тормозами и ударяясь буферами, сделал остановку. Неведомый человек замер, прекратил снимать бурки и вдруг схватил с вешалки доху. Дверь купе захлопнулась. Спицын рывков вскочил на ноги и упал, словно подкошенный. В приспущенных бурках бежать он не мог и, пытаясь снять их, вывалился в коридор. По проходу бежал молодой человек, зажав под мышками его доху. Перед тамбуром оглянулся, помахал рукой и крикнул: