Константин Мальцев: Беллетрист-криминалист. Роман о писателе Александре Шкляревском

Отец мой, по сословию мещанин, до того как встретил мою мать, учился в университете, после женитьбы требовалось заботиться о хлебе насущном, и он учебу забросил. К тому ж и я вскорости появился. Помыкавшись немного, отец поступил на службу учителем в уездное училище. Доходы были весьма скудны, известно же, какое жалованье у провинциальных учителей. С младенчества я услыхал такие слова: «нужда», «стесненные обстоятельства», «затруднительное положение».

Сравнить ли с этим надменным господином из древнего дворянского рода, моим обидчиком! Конечно, ему и по происхождению не пристало иметь дело со мной как с равным, ему сам бог велел держать меня в прихожей как холуя. Это если по происхождению. А по совести? По общей принадлежности к писательскому цеху, наконец, если уж у этого господина совести днем с огнем не сыщешь! Да что там говорить!

Детство сего субъекта прошло в отцовском имении, в неге и ласке, домашние учителя учили его языкам и математике. Я же свое детство провел в буквальном смысле на постоялом дворе. Вместо заботы я получал тумаки, окружало меня пьянство и жестокость: жизнь подтверждала, что мир был мне не рад.

Постоялый двор – да, это действительно не фигура речи – располагался в городе Лубны. Его содержала моя бабушка, которой сдали на содержание заодно и меня. Суровая и грубая старуха, она меня не любила и часто при мне проклинала моих родителей, сбывших ей меня на руки для того, чтобы тем временем обустроить свой быт. А упомянутыми выше тумаками она угощала меня как пряниками, да не изредка и не по праздникам, а каждый день да много раз в день. При этом норовила ударить по голове; скорее всего из-за этого мои мигрени, одолевающие меня всю жизнь.

Я вообще рос болезным мальчиком. Кроме мещанского звания, родители «одарили» меня слабым здоровьем. Не только голова, но и сердце у меня больное – но это уже врожденное свойство организма, а не приобретенное, тут я на бабку грешить не буду.

Хотя сколько о ней не говори плохого, а все будет ей мало и все поделом. Ох и злая была, ох и гневливая!

Я боялся ее пуще страшного зверя. Вспышки злобы, что обуревали ее с печальным для меня постоянством, сложно было предугадать. Поэтому приходилось быть все время начеку. Именно все время, именно постоянно, в независимости от того, напроказил ли я или вел себя паинькой: вспышки эти были беспричинны. То есть причины, возможно и даже наверняка, были, но заключались они в ней самой: то ли желчь подкатывала, то ли приливы к голове – и вот какое-то мгновение, и она, только что спокойная и даже благодушная, менялась в лице, ноздри ее раздувались, в глазах появлялись бесноватые огоньки. Взгляд ее искал меня – и горе мне было, если я находился тут, у нее под рукой. Она хватала меня за волосы, выкручивала уши, возила лицом по полу, лупила чем ни попадя – тряпкой, скалкой, метлой. В общем, доставалось мне порядочно; и это начиная с семилетнего возраста!

Сильнее всего запечатлелся в памяти один случай из детства. Приведу его для примера, каково мне приходилось, в противоположность катавшемуся как сыр в масле «гуманному господину».

Бабушка иногда бывала со мной неплоха. Давала за обедом самые лакомые куски, ласково со мной разговаривала, дозволяла спать допоздна – ни дать ни взять, я был горячо любимый внук. Это случалось редко и длилось недолго, но всякий раз мне хотелось верить, что так будет всегда.

В такие идиллические дни бабушка любила, чтобы я ей читал что-нибудь из житий святых: я довольно рано научился грамоте и уже в самом нежном возрасте читал весьма бегло, изумляя окружающих этой своей способностью.

В тот день, как сейчас помню, выпало житие святого пророка Самуила.

«…Когда Самуилу было уже двенадцать лет и он служил Господу при священнике Илии, случилось, что Илий в одну ночь почивал на особом своем месте в притворе, бывшем при храме Господнем, и глаза его начали смежаться сном, а Самуил спал в храме Господнем, где находился ковчег Божий, и светильник еще горел. И воззвал Господь со стороны внутренней завесы, говоря:

– Самуил, Самуил!

Самуил, тотчас же проснувшись, отвечал:

– Вот я!

И побежал к Илию и сказал:

Вот я! Ты звал меня?

Но Илий сказал:

– Я не звал тебя, сын мой! Пойди назад и ложись.

Самуил пошел и лег. Но Господь вторично воззвал к нему:

– Самуил, Самуил!

Самуил встал, побежал к Илию и во второй раз сказал:

– Вот я! Ты звал меня?

Но священник сказал:

– Я не звал тебя, сын мой! Пойди назад, ложись.