Глеб Пакулов - Варвары

Но вот последний из них покинул холм. На вершине остался конь – красный от шлепков мечами, да окружившие его энареи. Ловко, одним взмахом обрядного меча, предсказатель поверг скакуна, привязал к спине деревянного бога Папая, и люди покинули холм. Подожженный со всех сторон, хворост запылал. Космы пламени плеснулись вверх, с воем сшиблись над площадкой и, взревев, взвинтились в один огненный столб, и столб этот прыгнул высоко в небо, отбросив по ветру сизый хвост дыма.

Предсказатели шаг за шагом отступали от жаркого костровища, тихо тянули унылый гимн. Воинов сковала немота. Еще бы. В эту минуту Папай на своем скакуне с огнем и дымом улетает в небесные выси, чтобы оттуда строгим оком следить за порядком в своем народе.

К Агаю подъехали Скил и Ксар. Старейшины помогли царю сесть на коня, он с облегчением вытянул уставшие ноги.

– Скил отобрал воинов, сумевших натянуть тетиву нового лука. Теперь их проверим на меткость, – обращаясь к Ксару, заговорил Агай. – Сколько таких же могучих у тебя?

Ксар заулыбался.

– Ровно половина моего войска, владыка! – гордо заявил он. – Восемьдесят тысяч! А много ли у Скила?

– Твоих добавить, много получится, – ответил Скил, оглядывая кочевников Ксара. – Не веселись до поры. Отберем метких, а там посмотрим, у кого сколько.

Ксар хмыкнул. Скил ткнул его в бок нагайкой, и они, еще возбужденные зрелищем пылающего холма, нервно рассмеялись.

Улыбнулся и Агай.

– Начинайте пятенничать, – ласково оборвал он смех старейшин. – Триста лошадиных махов в деревянный щит. Кто попадет – зачислять в особый отряд. Неумелых – пасти коней всего войска на все дни праздника.

Старейшины отъехали к своим войскам. Скоро над степью загудели военные рожки, и конная масса быстро разделилась сперва надвое, потом на тысячи. Ржанье коней, выкрики команд, косматых сотников, яркие высверки щитов и шлемов. Грянул многотысячный перетоп копыт, и отряды брызнули по сторонам: одни разбивать бивуаки, другие состязаться в стрельбе, третьи стеречь табуны.

Выстелив по ветру хвосты и гривы, мимо Агая промчала царская тысяча. Припав головами к вытянутым конским шеям и колыша перед их мордами щетиной толстых пик, всадники промелькнули как видение, и только взвихренная копытами пыль да утихающий передрог земли остались за их спинами.

– Водить бы вас Ольдою! – тоскливо шепнул Агай, вспомнив убитого царевича, который командовал этой отборной тысячей. И еще вспомнил Агай, как сам отбирал в нее юношей, обучал, растил воинами, чтобы подрастающий Ольдой был в окружении ловких, неистовых в бою и вере телохранителей, пока водимых бесстрашным Ксаром. Но погиб Ольдой, нарушив священные заветы предков. Польстился на греховодную эллинскую жизнь, завел в высококаменной Ольвии дом, уставленный нагими богами, бражничал, доносили – прыгал, возложив на голову никчемную траву – цветы, как голоногая эллинская блудница. Утром выходил из крепостных ворот к своей тысяче, ночующей в открытой степи и поджидающей царского сына, будущего владыку. Выходил нечесан, пьян с ночи. И все эллины! Зачем нужен им пьяный бог Вакх? Как можно молиться такому, доводящему людей до исступления?

И тысяча не простила царевичу измены. Его тысяча, Агая.

– Сильные телом и духом. Верность и ярость делает ваш удар непогрешимым. – Глядя сквозь оседающую пыль, проговорил Агай и вздрогнул от близкого крика.

– Царя! – гремел голос Куна.

Агай хлестнул коня, проскочил сквозь пыльную завесу и оказался лицом к лицу с начальником стражи.

– Владыка, беда. – При виде царя хмуро, как обычно, заговорил Кун. – Мадий убит в схватке с персидами.

– Как? Персиды… – чуть дрогнул голосом Агай, но Кун понял, что подумал царь, успокоил:

– Нет, владыка. Всего маленький отряд, разведка. От Агафарсиса сын его, Когул, весть эту привез.

– Пошли ко мне Скила и Ксара. – Ахай внимательно всмотрелся в Куна. – Сам тоже будь… Мадий первым пролил свою и персидов кровь за мою обиду. Надо бы сюда его тело.

– Землей присыпан Мадий. – Кун развернул скакуна и понесся выполнять наказ Агая. Царь тоже заторопил своего коня, желая немедля познакомиться, с вестями из-за Танаиса. Царевич Когул прибыл с охраной и не малой. Добрых двадцать сотен сарматских всадников раскинули стан у въезда в столицу Агая. Целый военный лагерь вырос в степи. Уже стояли походные юрты и палатки, дымились костры, сновали люди. Казалось, они тут давно, крепко обжили место и не скоро тронутся кочевье.