Лев Жданов - Третий Рим

Но дорога тяжелая, осенняя, грязная… Реки разлились от дождей, мосты не везде исправны… Колымага царская грузна. Ночью ехать и вовсе нельзя! Да еще в редком из попутных городов царь церковной службы не отстоит… На десятый день только, 29 октября через Балахну добрался Иван до Владимира. Всю дорогу у него в колымаге сидел боярин князь Федор Андреевич Булгаков, который от имени царицы в Нижнем встречал царя… И без конца расспрашивал посланца Иван: как можется, да как выглядит голубка его, да что все время делала?..

А во Владимире новый посол от Анастасии к царю прискакал: гречин – выходец знатный, боярин Василий Юрьевич Траханиот.

С подставками, на переменных конях мчался он и, въехав вечером во Владимир, узнал, что царь под городом, в древнем монастыре заночевал.

Не поехал туда хитрый грек. До рассвета пробыл в городе, а там нарядился в лучшее, что имел с собой, и поскакал в монастырь.

Там только что ворота раскрыли, царский поезд выпускать собираются.

– К царю я, с вестями от царицы! – объявил боярин и, ни слова не говоря больше никому, чтобы не опередили его с великой радостной вестью, стал ждать, когда его Иван позовет.

– Да что за вести? Не послал ли Бог чего? – допытывались у боярина все окружающие.

– Нет, где еще!.. Так, оповестить царя о себе царица поизволила…

Сейчас же приказал Иван вести к нему посланца.

– Что скажешь, боярин? Добрые ль вести несешь?

А боярин упал ниц перед царем и громко так выговаривает:

– Бог милости великие послал тебе, кир государь и царь всея Руси: сына тебе Господь послал и наследника, великого княжича московского, володимирского, новгородского, смоленского, полоцкого, черниговского и иных…

Молчит Иван. То краснеет, то бледнеет, слова от радости не выговорит. А бояре кругом не выдержали, словно пчелы зажужжали между собою:

– Слава Те, слава Тебе, Господи!

Наконец и царь пришел в себя. Только слезы крупные, радостные слезы по щекам бегут.

– Правда ли, боярин? Правда, правда, конечно… А как назвали: Димитрием? Мы толковали с Настюшкой…

– Димитрием и молили, государь! Владыка митрополит Макарий сам молитву давал.

– А здоровенький мальчуган? На кого походит? На меня ль, на княгинюшку ли?

– На тебя, государь… Ровно влитой! И очи, и складом, и ладом – весь в тебя! Сам видел, государь… Вот так на руках держать сподобился… Здоровый, крупный такой княжич, дай ему Господи!.. Тьфу, тьфу, тьфу!..

– Тьфу, тьфу, тьфу! – невольно повторил и царь тот же обычный прием.

– Ну, а царица как? Голубка-то моя, свет Настасьюшка? Все здорово ль да ладно ль себя чувствует? Как живет?

– Хвала Пречистой и Спасу Милостивому: все в добром здравии… Гляди, навстречу тебе, кир государь, пойдет, как и град свой стольный пожалуешь, даст Бог милости…

– Што ты, што ты?! – даже замахал руками Иван. – Разве ж можно так скорешенько? Ну, да не пустят ее… Найдутся люди поумнее тебя при царице… Ну, спасибо, боярин! Век не забуду службы твоей усердной да вести радостной… Твой должник великий!

И царь обнял, расцеловал осчастливленного боярина. А затем обратился к иконам, стоящим в углу и, пав на землю, стал благодарить Господа за счастье, посланное ему как отцу и царю… Поднялся затем, обернулся к боярам своим, толпящимся в келье царя, и радостным голосом произнес:

– Поздравляю и вас, бояре, слуги мои верные, с великой радостью: с наследником царства, Богом нам дарованным! Придет время – служите ему так же верно, как моему отцу, деду служили, как мне служите!

– Послужим, государь!.. Да живет на многая лета царевич и великий княжич Димитрий всея Руси!.. Поздравляем тебя, царь-государь, с Господней милостью, с несказанной радостью…

И долго еще не покидал монастыря поезд царский. Поздравленья царь принимал от всех… и молебны служились благодарственные… Теперь уж не так стал торопиться Иван на Москву. Побывал и в Суздале, в старинном храме во имя Покрова Богородицы, и в Юрьевце молился у Живоначальной Троицы… Особенно долго пробыл Иван в Сергиевой лавре, где во все время осады казанской горячо молились монахи у гроба святого Сергия, прося победы царю. И сам Иван теперь долго, со слезами молился у мощей святителя, принося благодарность за помощь, оказанную в этой тяжелой борьбе. Отошла служба, затем и трапеза монастырская. Иван с обитателем лавры, с Иоасафом, бывшим сверженным митрополитом Московским, в келью ушел, в особую.

– Что скажешь, сыне? – спросил Иоасаф, когда они остались одни. – Рад ли? Видно, недужен ты, сыне, што лик у тебя не больно ясен, зрак не больно радошен…