Владимир Савченко - Тайна клеенчатой тетради

И Винберг, будто подслушав мысли Клеточникова, счел необходимым дополнительно пояснить:

— Я намеренно сделал такое длинное вступление, чтобы между нами не оставалось недоразумений. Нам с вами еще не раз придется вместе размышлять обо всем этом, и хотелось бы, чтобы мы понимали друг друга лучше. — Он подумал и прибавил, чуть улыбнувшись: — Тогда мы и в нашей с вами практике будем меньше допускать ошибок. Так вот, «Самоуправление». Главный тезис Александра Илларионовича есть тот, что именно земству должна принадлежать ведущая роль в решении «задачи века», руководство всем хозяйственным переворотом в стране. В самом деле, кто еще в условиях России может оказать крестьянству действительную помощь? На правительство рассчитывать не приходится. Трудно представить, чтобы наша администрация при существующей оторванности государства от народа могла когда-либо проявить понимание требований времени. На общество, в сущности, также надежда невелика. Общество есть нечто неопределенное, помощь с его стороны может быть проявлена скорее идеально, чем практически, в виде сочувствия, выражаемого, например, через печать или книжки, составляемые для народа. Но книжки надо уметь читать, при поголовной неграмотности народа вряд ли они помогут делу, неграмотность же сочувствием не ликвидируешь. А земство по природе вверенных ему задач имеет главным предметом своих попечений именно устройство быта народа. Притом, поскольку в нем участвуют представители всех сельских сословий, в том числе и крестьян, оно в наибольшей степени отвечает своему назначению как народное самоуправление, а это есть рычаг, с помощью которого только и могут быть разрешены общенациональные затруднения. Но вот вопрос: отвечают ли в действительности существующие земские учреждения требованиям, предъявляемым к органам самоуправления?

Винберг на секунду остановился, посмотрел на Корсакова, на Щербину. Они молчали, ожидая, что он дальше скажет. Он продолжал:

— Подлинное самоуправление, как считает Александр Илларионович, а он разбирает вопрос на примере Англии и Америки, отличается тремя признаками, тремя правами, которыми пользуется население. Первое — право раскладывать налоги и повинности, устанавливаемые верховной властью для данной местности, раскладывать по соображениям самих обывателей, на основе ценности и доходности их имущества. Второе — право самим расходовать установленные на местные нужды суммы. И третье — право самим, то есть выборной местной власти, вершить местные суд и расправу. Приложимы ли эти признаки к российскому земству? Безусловно! Земской и судебной реформами у нас предоставлены местной выборной власти, по существу, все названные права: и раскладка податей, и расходование местных средств, и местный мировой суд. Итак, земство должно помочь крестьянскому землевладению окрепнуть, избежать обезземеливания, овладеть лучшей агротехнической культурой. Конечно, это не означает, — сказал Винберг, подумав, — что Александр Илларионович не признает за политикой никакой производительной силы, отрицает пользу либеральных учреждений, не мечтает, как все мы, о политическом освобождении страны. Нет. Но условием благополучного достижения Россией экономического прогресса и свободы он ставит мирный ход хозяйственного развития — в пределах, счастливо означившихся ныне, достижение самостоятельности сначала в управлении местными делами. Главная мысль его есть та, что народы, пользующиеся самостоятельными правами во внутреннем управлении, легко достигают и политических прав. Примером тому Англия, где отнюдь не декретами представительного правления введено общественное самоуправление, но само представительство основано общинами, соединившимися в собрание, которое и получило название палаты общин. Вот коротко существо представлений князя Александра Илларионовича.

Винберг посмотрел на дам, сидевших за столом, на Корсакова с Клеточниковым, на Щербину. Все были задумчивы.

— Что скажете, господа? — спросил он. И снова посмотрел на Щербину, должно быть ожидая от него первого слова. Но Щербина молчал.

Анна Александровна Визинг, статная, черноглазая, со смуглым лицом украинки, на котором, казалось, навсегда отложилось уютное домашнее выражение, ответила первая.

— Убедили, Владимир Карлович, убедили, — добродушно сказала она, и голос у нее был тоже домашний, мягкий, покладистый. — Будь моя воля, непременно стала бы служить по земству. Да вот беда, вы, мужчины, не пускаете нас, женщин, дальше кухни и детской.