Ольга Елисеева - Триумфатор

А потом тень взгромоздила на свои широченные покатые плечи череп с рогами, валявшийся у проконсула возле входа и попираемый ногами без всякого почтения. Днем он вовсе не казался страшным. Желтые, отполированные временем костяшки. Но ночью, в сполохах костра за тканой стеной, на плечах у чудовища, он обрел жизнь – противоестественное, но реальное существование. Сросся с темной громадой. Теперь проконсул знал, что за гость пожаловал к нему.

Гость? Тот вел себя, как хозяин. Не прятался. Не крался. Напротив, надвигался на лежащего без движения Авла. Тот не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Не мог даже вздохнуть.

Ужас первой ночи на марше повторился. Грудь сжало тисками, как будто на проконсула был надет тяжелый панцирь и невероятно жал. Чужой, узкий. Дышать нельзя. Змеи-волосы горгоны оплетают ребра, сдавливают их, проскальзывают внутрь, до самого сердца.

Тем временем тень Цернунна надвинулась на Мартелла и наклонилась над изголовьем. Запах прели стал совсем невыносим, смешавшись со сладковатым ароматом гниения плоти и тяжелой звериной вонью, которая стоит в спертом воздухе на нижних этажах цирка, где держат хищников, прежде чем выпустить их на арену. И в таких местах он тоже бывал.

Плох консул, который не спускался на самое дно – в трактиры, портовые публичные дома, казармы, не бывал на собраниях катамитов, не оставался на пирах до оргий и не щекотал горло павлиньим пером, чтобы, очистив желудок, снова набить его подгнившей рыбой из Сидона. Плох, плох, очень плох… Но не хуже, чем теперь. Даже языком не в силах ворочать. Точно разбил удар.

Еще секунда, и тень сожрет его. Авл почувствовал, что всем своим большим грузным телом впечатался в походное ложе, ощущая, как прогибаются под ним широкие ремни. Если бы они только могли прогнуться до пола!

Захотелось стать маленьким-маленьким, сжаться в комочек. Мартелл вновь почувствовал себя ребенком. Что-то в нем самом отвечало Цернунну, тьма притягивала тьму. В этот миг он точно знал, что поселившийся в нем когда-то мрак – вовсе не защита от мрака внешнего. Они тянутся друг к другу, хотят соединиться, а для этого рвут его на части, просто выворачивают наизнанку, так что грудная клетка вот-вот разойдется и выпустит то, что спрятано в ней, глубоко-глубоко.

Бог лесов и зверей наклонил над проконсулом свою уродливую голову, смрадное дыхание обдало лицо Авла. Его белые волосы взмокли и налипли на лоб.

Как вдруг страшный гость отшатнулся от него, точно Цернунна кто-то окликнул, позвал издалека. Запретил приближаться к Авлу, проглотить его. С крайней неохотой тварь подчинилась. Ее словно держали на поводке и тянули от кровати проконсула. Это делал кто-то, кого тварь ненавидела, но боялась.

Мартелл понимал, что не сам напугал Ценонна – не он был причиной ухода. Тень шатнулась назад, слилась с уличной темнотой и исчезла. Но та тьма, что засела внутри него самого, еще долго не могла успокоиться: все рвалась вслед ушедшему чудовищу, все хотела его нагнать и припасть к нему. Точно и домашний лар, и божество дикарей, и еще многие-многие маски были одним и тем же существом, порванным на кусочки мрака и разбросанным по полям и весям. Каждому человеку, городу, племени, роду… Всем – обрывок непроглядной, густой грязи. Вымазывая ею себя изнутри, люди от патриция до пастуха в горах становились равны во зле, в глазах темного хозяина, как его ни назови.

Утром в лагере только и разговоров было, что о гигантской ходячей тени, которая шаталась между палатками, пока не нашла свой камень. Найдя же, не попыталась забрать, а просто скользнула в него, как в дом, и замерла внутри.

Караульные попросили, чтобы их меняли каждый час. А валун сделался темным, точно чернота шла изнутри, и стал словно бы потеть, покрываясь не капельками горячей влаги, а странными рисунками и письменами. Кроме того, он слабо, но грозно гудел изнутри. Как будто сотни боевых барабанов слились в один рев и не умолкали, призывая дикарей к штурму.

Со стены доложили, что все племена галлотов собрались вместе и готовятся к единому наскоку на валы, намереваясь прорвать Лимес.

Разве не этого добивался проконсул? Правда, после ночного видения он чувствовал себя немного не то, чтобы неуверенно – где, когда Авл показывал неуверенность? – напряженно, вот правильное слово.