Борис Акунин - Дорога в Китеж (адаптирована под iPad)

Сандро Головнин едва дождался конца реплики – ему не терпелось вставить свое.

– Господа, господа, вы всё желаете насаждать разумное сверху вниз, административно. Меры, о которых вы говорите, дают эффект быстрый, да ненадежный! Надобно улучшать качество населения, а оно в первую голову зависит от образования. Какая частная инициатива, какая судебная справедливость могут быть в стране, где девять десятых неграмотны? Я пишу статью, в которой исследую опыт прусской педагогической реформы Гумбольдта-Шлейермахера. На первом этапе следует учредить учительские семинарии и подготовить преподавателей начальной школы. Потом повсеместно открыть двухклассные училища, где детей научат читать, считать и сознавать свое отечество. И тогда через десять лет мы не узнаем Россию.

– А сколько понадобится школ и учителей, в вашей статье подсчитано? – все так же невозмутимо осведомился Рейтерн, к которому обращался редактор «Вестника».

– Пока еще нет…

– Ничего-с, это нетрудно сделать. – Немец пододвинул к себе счеты. – В империи семьдесят миллионов жителей. Исходя из средней продолжительности жизни, простонародных детей школьного возраста по примерному счету миллионов десять-двенадцать. Ежели брать на класс в тридцать человек одного учителя, да по десять учителей на школу, это будет… – перешел он на бормотание и через полминуты подытожил: – Даже если учить только мальчиков как производительную часть населения, понадобится создать сто тысяч двухклассных училищ и подготовить по меньшей мере двести, а лучше триста тысяч учителей, для чего понадобится открыть тысячу семинарий. Бюджету ваша педагогическая реформа, стало быть, обойдется приблизительно в двести миллионов единократного вложения в строительство самых элементарных учебных помещений и после в сто пятьдесят миллионов ежегодно на жалованье педагогического состава, ремонты, учебные пособия и прочее. Напомню, что все доходные статьи российского государства суммарно составляют порядка двухсот пятидесяти миллионов и бюджет сводится с 12-процентным дефицитом, а после войны положение намного ухудшится. На какие же, спрашивается, средства собираетесь вы поголовно учить народ грамоте? Нет, сударь мой, сначала надобно заработать деньги, а потом уж их тратить. Оздоровление бюджета и развитие частного предпринимательства – вот в чем ключ, которым откроется дверь в пристойное будущее.

От обрушившихся на него цифр Головнин растерялся, но на помощь ему неожиданно пришел Воронцов, нечасто принимавший участие в подобных дискуссиях.

Всегдашним тихим голосом, не забывая учтиво улыбаться обоим спорящим, Евгений Николаевич заговорил о давно обдуманном:

– Михаил Христофорович, Александр Васильевич, господа, вы безусловно оба правы. Нужно образование и нужны деньги на образование. Но для того, чтобы не ломать голову, что надобно раньше – яйцо или курица, давайте прибавим в это уравнение третий член. Он, собственно, является первоосновой всему.

– Вы знаете алгебру? – спросил финансист, глядя на адъютанта с некоторым удивлением. Рейтерн был невысокого мнения об интеллектуальном развитии военных. – Что же это за третий член?

– Самоуправление, народное представительство. – Обычно, волнуясь, люди говорят громче и напористей, но Воронцов, наоборот, делал короткие паузы после каждой фразы, словно готовый немедленно замолчать и дать слово оппонентам. – С этого, на мой взгляд, и следует начать, едва лишь упразднится крепостное рабство. Сельские и городские жители должны получить некие органы местной власти, составленные из выборных депутатов. У этих органов будет право собирать средства на насущные потребности. Отсюда и возьмутся деньги на школы, потому что все захотят обеспечить своим детям будущее. Главная реформа, в которой нуждается Россия, – перераспределение властных функций. На верхнем уровне следует решать общегосударственные проблемы, на среднем – областные, а на нижнем, самом массовом, – местные. Поэтому первой задачей будущего преобразования я вижу административную реформу…

Удивляясь, что никто не перебивает его довольно длинную речь, Евгений Николаевич наконец заметил, что остальные смотрят ему за спину, и обернулся.

Оказывается, в дверях стоял великий князь, стройный молодой человек чрезвычайно приятной наружности. Очевидно, он появился там уже некоторое время назад и подал присутствующим знак не вставать и не мешать оратору. Свежее и нежное, почти мальчишеское – нет, скорее даже девичье лицо странно смотрелось над золотым воротником и адмиральскими эполетами.