Дмитрий Нагишкин - Сердце Бонивура

Потом наступили будни. Опять появились трехцветные флаги. Вместо одних полицейских появились другие. По-прежнему Ромка Плетнев ходил, задрав нос, а отец его ездил в огромном черном «Паккарде», правда, уже без красной розетки на груди. Опять трепались на ветру плакаты, призывавшие к войне до победного конца… И по-прежнему мать Лиды и Виталия рассчитывала каждую копейку, собираясь на базар, и сокрушенно качала головой, в который раз берясь за починку одежды Виталия… Лида сказала как-то матери, что революцию «недоделали»…

Трудно в тринадцать лет понимать сложные дела взрослых…

Несколько месяцев прошло с того памятного дня. У Лиды стали собираться незнакомые люди. О чем говорили они, трудно было понять. Только мать иногда с упреком говорила: «Ой, Лидка, Лидка, не сносить тебе головы!.. Ну, мужчины вяжутся в это дело, а тебе то что до них! Выходила бы замуж, что ли!..»

Однажды поздним вечером в окно постучали. Лида быстро собралась и ушла, ничего не сказав матери… Она не возвращалась три дня, и мать просто извелась, ожидая ее, то кидаясь к двери, то выглядывая в окна. Где было искать Лиду? В городе шла перестрелка. Пролетали машины, набитые вооруженными людьми. Виталий понял, что кто-то (а кто именно — он не знал) «доделывает» революцию. Вернулась Лида, уставшая до изнеможения, но веселая, как никогда. Она обняла мать и сказала: «Мамочка! Наша теперь власть! Наша!» Она прилегла на кровать и тотчас же уснула как убитая, едва успев вынуть из кармана форменной куртки револьвер и сунуть его под подушку. Она уже не слышала, как мать со страхом закричала: «Господи, твоя воля! Лидка! Унеси это куда-нибудь сейчас же! Ведь оно выстрелит!»

И опять полыхали над городом красные флаги…

Лида ходила, точно на крыльях летала. У нее оказалось много дел. Она говорила матери о том, что нынче хозяева в стране — простые люди, такие, как она, как те товарищи из Военного порта и с Эгершельда, которые теперь, уже не таясь, приходили к ней. «Ну уж ты, хозяйка!» — с усмешкой обращалась к Лиде мать, но уже не называла ее Лидкой…

И вот теперь опять мрачные тучи заволокли ясное небо простых людей. Опасность надвинулась на них…

Виталий лежал, прижавшись ухом к стене, ощущая, что все лицо его пылает, а сердце колотится в груди…

«Почему я не могу быть вместе с Лидой и ее товарищами?» — возникла вдруг у него мысль.

Разговор в соседней комнате замолк. Виталий услышал, как хлопнула входная дверь, выпуская гостей Лиды.

Лида заперла за товарищами наружную дверь и вернулась в комнату. Виталий зашел к сестре. Она была возбуждена, глаза ее блестели, и нервный румянец покрывал ее щеки.

— Ты что, Виталий? Что ты не спишь? — спросила она, глядя на брата еще не остывшими глазами.

Виталий замялся, но потом, овладев собою, взглянул сестре прямо в глаза.

— Я слышал все, что вы тут говорили, — сказал он.

Лида нахмурилась.

— Плохо получилось, Виталий. У меня не свои секреты!

— Я знаю, Лида. Я потому и пришел к тебе. — Он перевел дыхание. Возьмите и меня, Лида! Я буду делать все, что нужно, что вы велите. Я тоже хочу бороться… — он, запинаясь, выговорил такое еще незнакомое слово: — с ин-тер-вентами!..

Лида посадила его рядом с собой, обняв за плечи. Она слышала, как колотится его сердце, как прерывисто дышит он.

— Как же вы будете бороться, Лида? У них флот, армия, пушки, аэропланы, их много!

Лида посмотрела на брата, и его лицо показалось ей другим: что-то новое, глубокое появилось в глазах Виталия, вопросительно смотревшего на сестру.

— А у нас — партия, Виталя! — тихо сказала Лида. — А если есть партия, есть Ленин и весь народ за нас — значит, будет и армия, и флот, и пушки, и все, что надо для борьбы…

— Вот и возьмите меня! — так же тихо проговорил Виталий.

— Тебе четырнадцать, братка. Мальчиков в партию не принимают.

— И никуда не принимают? — опечаленно спросил Виталий. Он выжидательно смотрел на сестру заблестевшими глазами.

Лида задумалась.

— Знаешь что, братка, — ответила она наконец, — я тебе сейчас ничего определенного сказать не могу. Но если потребуется нам смышленый, сообразительный паренек, я скажу о тебе товарищам. Идет?

— Ты не забудешь?

— Нет, Витя.

— Смотри не обмани, Лида! Дай слово.

— Даю слово, братка! А сейчас иди спать. Живо!

Легким движением она подтолкнула Виталия к двери. Он отправился в свою комнату, лег, но долго не мог заснуть. Что-то неясное, но светлое и бесконечно радостное затеплилось в его душе. Это ничего, что ему четырнадцать, если понадобится смышленый, сообразительный паренек, о нем вспомнят.