Владимир Коломиец - Аванс прошлому

Итак, мы остановились на том, как организовывали досуг солдат.

Несмотря на стесненные бытовые условия и напряженную работу на объектах, я вместе с другими политработниками (создал) организовал в ротах художественную самодеятельность, и через год в части прошел ее смотр. А победители вошли в концертную бригаду, которая потом выступала перед солдатами и даже в городе.

Чтобы заиметь музыкальные инструменты и перенять опыт выступлений, я наладил связь с отделом культуры города. Районный дом культуры был землетрясением разрушен, и отдел культуры с культработниками располагался временно в деревянном строении.

Взамен всего этого они привлекли меня в эстрадный оркестр и выдали в постоянное пользование саксофон. Руководил оркестром художественный руководитель бывшего ДК, хороший аккордеонист – кумык по национальности, и мы быстро нашли с ним общий язык. Он участвовал в наших концертах, когда это было надо, а я с ними выступал на различных мероприятиях.

Он подготовил солистов, которые исполняли модные в то время песни, несколько инструментальных пьес, и мы успешно выступали перед жителями, скрашивая уныние и тревогу, вызванные происходящим землетрясением. Нас стали замечать. И вот после новогодних праздников 1972-73 г. нас пригласили на республиканское телевидение в Махачкалу.

Предстояло отрепетировать выступление и сделать запись передачи о культурной жизни в пострадавших от землетрясения районах.

Нам выделили автобус, и мы выехали в столицу. Но перевал, о котором я ранее писал, был завален снегом и был закрыт.

Нас автоинспекция направила в объезд, а это 100–110 км. Вдобавок в дороге автобус сломался, и мы на запись опоздали.

Но, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Мне выпало счастье. В этот вечер я стал участником встречи с Расулом Гамзатовым, народным поэтом Дагестана, лауреатом Ленинской и Государственной премий, Героем Социалистического Труда.

Приехав, мы узнали, что сильно опоздали и передачу записали без нас.

И хотя опоздание произошло не по нашей вине, мы находились в самом подавленном настроении духа. Впрочем, надо сказать, и я чувствовал себя не особенно в (духе) настроении.

Ведь мы готовились – и все сорвалось.

Но распорядитель на телевидении, выслушав объяснения наших руководителей, успокоил нас и заявил, что в следующий раз нас обязательно задействуют. И направил нас в столовую.

Когда мы пришли, попали сразу в большой светлый зал, отделанный резным деревом. В зале людей было мало, это были участники данной передачи из других районов. Произошло легкое замешательство, конечно, больше с нашей стороны. Мы должны были сами представляться… Нас попросили сесть. Разговор неминуемо зашел об утреннем происшествии, но, продержавшись минут пять, истощился, и мы сидели молча и глядели друг на друга, тяготясь нашим молчанием.

К счастью, скоро в столовую вошел Гамзатов в сопровождении нескольких человек. Увидев нас, он удивленно закусил нижнюю губу, и брови высоко поднялись. Нас представили. По лицу поэта я догадался, что о случившемся с нами ему известно.

– Не переживайте! – по-простецки обратился он к нам, пожав руку заведующему отделом культуры.

– Я за вас отстрелялся. Чуть больше положенного пришлось посидеть перед объективом, но ничего – выдержал.

– Тогда с нас магарыч! – шутливо сказал наш зав. отделом культуры и поставил на стол объемную канистру замечательного дагестанского вина.

После обеда, во время которого мы радушно разговорили Гамзатова, беседа продолжалась. Поэт, философ, сын Гамзата Цадасы, балагур-рассказчик – он захватил нас своим вниманием.

Мы слушали его, как говорится, раскрыв рот. Не верилось, что Расул Гамзатов – удачливый, везучий, обласканный Сталиным, собеседник Шолохова, друг Твардовского, Фадеева, Симонова, живой классик – сидит рядом.

Родился он в высокогорном ауле отца – Цада. Это маленькое селение стало потом связано со всем миром.

– Отсюда широко и далеко видно, – шутя и улыбаясь, рассказывал поэт. – При жизни отца здесь побывало много известных гостей, писателей, деятелей культуры, и уже ко мне приезжали не менее известные. К отцу приезжали Николай Тихонов, Владимир Луговской.

В одиннадцать лет я читал им свои стихи. А они читали свои стихи отцу. Это они открыли отца всему свету. Позже приютили меня в Москве.

Гамзатов рассказывал, а мы, затаив дыхание, слушали.

– Меня часто спрашивают, сильно ли было влияние отца, – продолжал он. – Как тут ответить? Я считаю Гамзата Цадасу великим поэтом, но стихотворцем я стал, когда самостоятельно, без его влияния серьезно занялся поэзией. В 1945 г., после войны, я приехал в Москву и поступил в Литературный институт.