Сергей Кравченко - Кривая Империя Книга 1-4

Оппозиция испугалась не на шутку. Церковный диссидент Максим Грек, обиженный белозерской братией, напророчил царю смерть младенца, если Иоанн все-таки решится ехать. Так и случилось. Новорожденный царевич скончался по дороге, царь впал в депрессию.

Но паломничество продолжалось, и в одном из малых лесных монастырей произошло прелюбопытное событие, давшее великий толчок строительству Империи. Проходная беседа царя со старым опальным монахом Вассианом Топорковым заложила мощный фундамент имперской политики, дала точный рецепт кадровой стратегии. А кадры, как потом выяснилось, решают все.

Спросил Иоанн у мудрого Вассиана, как мне быть, отец? Как управлять этой алчной сворой, чтобы она меня не загрызла? Как вообще руководить этой немыслимой страной? Вассиан зашептал на ухо царю. И кто-то ведь услышал! А скорее, царь все сам записал для памяти.

Ответ был прост и велик. Цитируем его дословно и полностью:

«Если хочешь быть самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя, потому что ты лучше всех; если так будешь поступать, то будешь тверд на царстве и все будешь иметь в руках своих. Если же будешь иметь при себе людей умнее себя, то по необходимости будешь послушен им».

Царь был оглушен великой истиной. Он целовал руку святому старцу и умилялся: «Если бы и отец мой был жив, то и он бы такого полезного совета не подал мне!» Здесь хочется сделать паузу, почтить минутой молчания великое прозрение Императора. Оно достойно того. Судите сами. Вот на Куликовом поле двести тысяч русских рубятся с полумиллионом татар. 150 тысяч голов кладут за Русь православную. Ну, а дальше-то что? А почти ничего. Через несколько месяцев Тохтамыш уже снова берет Москву. Да, конечно, происходит «перелом в общественном самосознании», русские уже не так обморочно боятся татар. Но и терпят их еще 100 лет!

А вот — в келье третьесортного Песношского монастыря…

Тут мой компьютер спотыкается и подчеркивает слово «Песношский» красным: название какое-то дурацкое, нет ли орфографической ошибки? Нет, дружок, все верно. Это самый правильный монастырь в истории нашей Родины, он важнее Ипатьевского и Соловецкого монастырей вместе взятых, главнее для Русского Чувства Киево-Печерской и Троице-Сергиевой Лавр. И слова в нем были сказаны самые верные…

Так вот, в келье этого монастыря происходит вышеупомянутое великое событие, изливается небесный свет, которому суждено озарить все дальнейшее в этой стране. Поразительна мысль: не держи умнее себя, ибо ты — лучше всех. Как верно замечено: умнее — не есть лучше. Этих умных — как собак нерезаных, а толку с них?

Так из сумрачных стен средневековья выползло и окрепло великое имперское кадровое учение. Теперь Иоанн знал, кто виноват и что делать дальше. Умные бояре тоже поняли это по глазам царя и мышиной стаей юркнули под литовскую границу. Бежали Курбский и Ростовский, Лобановы и Приимковы, прочие непоименованные и недостойные чернил нашего Писца.

А личная жизнь царя тем временем все шла наперекосяк. Первые четверо детей — три дочери и упомянутый Дмитрий — умерли, прожив по нескольку месяцев. В живых остались обреченный Иван Иванович да Федор Иванович, «ребенок, отстающий в развитии», как сказали бы сейчас деликатные психопатологи. Что-то новая романовская кровь плохо смешивалась с древней рюриковой!

В ноябре 1559 года царь отправляется с больной Анастасией в очередное путешествие по монастырям, — он временами бежит из страшной для него Москвы. Вскоре Анастасия, первая и горячо любимая жена Иоанна, умирает с подозрением на отравление. Об этом привычно говорят в коридорах.

Виноватыми назначаются Адашев и Сильвестр. Прямых доказательств нет, но царь удаляет их с глаз долой в действующую армию и на Соловки соответственно. За изгнанниками стоит целый сонм прихлебателей царевой казны, и они не сдаются, им надо вернуть своих благодетелей.

Иоанн, видя действительные и мнимые заговоры, впадает в паранойю. Хватают и казнят крещеную польку Марию Магдалину (имя-то какое!) с пятью сыновьями. А нечего было колдовать! Казнят брата бывшего фаворита Данилу Адашева с 12-летним сыном и тестем, казнят троих Сатиных, Ивана Шишкина с женой и детьми.

«А зачем вы разлучили меня с женою? — кричит Иоанн в письме беглому Курбскому. — Если б вы не отняли у меня мою юницу, то Кроновых жертв и не было бы», — наш царь, вишь ты, уже знает, кто такой был Крон!

Вообще, психика царя ломается окончательно, он теперь мгновенно переходит от буйного пира к зверской казни и обратно, как массовик-затейник из нашего студенческого кафе. Тот успевал одновременно обслуживать и свадьбу, и поминки, которые гулялись в соседних залах.