Сергей Кравченко - Кривая Империя Книга 1-4

Японских союзников только консультируем слегка. Их Перл-Харбор нам подходит. Китайцев строим в колонны под командой ротных берсальеров и общим руководством Франко: «По маршруту Марко Поло и Александра Великого ша-агом марш!», — только в обратную сторону…

А как делить лидерство-императорство? Ну, тут думать надо. Вопрос это архитрудный, но решаемый. Были же у нас в Византии парные императоры — Роман и Константин, например…

Можно еще много хорошего замыслить — с новенькой атомной игрушкой, например. Надо только следить, чтобы Вазисузбани не кончалось, да пронырливые арийцы галилейские не превратили вино обратно в воду…

Красивый мог бы выйти союз уродов. Но не вышел! Не получилось глубокого брудершафта. А получилась собачья свалка, не поймешь кого с кем, в которой ни у одной из сторон не было никаких перспектив. Произошло только взаимное уничтожение идейных числителей и философских знаменателей.

В итоге победила третья сторона — торгово-промышленные наблюдатели, неосмотрительно оставленные нами вне игры.

Но вернемся от высокой и грустной имперской поэзии к материалистической правде бытия.

После раздела Восточной Европы немецкий партнер устремился на запад и успешно сделал свое добермановское дело под столбик Эйфелевой башни. Это вам известно? Хорошо.

Мы по-идиотски в третий раз поперлись зимой в Финляндию. Это вы тоже помните?. Порядок. Дальше.

Тут нервы с обеих сторон не выдержали.

Брат Адольф просчитал-таки, что на бросок через Ла-Манш и Атлантику ему ресурсов не хватает. И вместо, чем попросить по-человечески, решил взять без спросу, где плохо лежит. Плохо ресурсы и по сей день лежат известно где.

Брат Йозеф тоже просчитал, что брат Адольф сгорит на днях или раньше. И шкуру его социалистическую поделят сырники и сметанники. А шкура эта нам очень бы пригодилась. Нам ее цари наши — Чингисхан и Батый, — не дойдя до Эльбы, завещали.

В братских генштабах возникло встречное движение картежных мастей — красных и черных стрел. И хотя бы Максим Максимович Исаев, Рихард Зорге, германские шпионы среди поволжских немцев и московских сидельцев не настучали куда следует об этих планах своей онанимной морзянкой, так может ничего бы и не случилось. Но настучали. Пошла игра на опережение: тевтонские свиньи (не обижайтесь, deutschen Genossen, свиньи — в смысле армейского построения) нацелили пятачки в привычном новгородском направлении; наши спартаковцы и армейцы тоже приготовились выполнить отработанное забегание до Берлина, а там поглядим.

Далее все происходило, как по-писанному. А также — по-зазубренному, по-кинопрокатному, по-газетно-репродукторному.

Коварный враг ровно в четыре часа утра воскресенья, когда все наши дрыхли после субботнего приема на грудь, разбомбил к чертовой бабушке все, о чем знал или подозревал. И подумал сгоряча, что аллес капут. Что никто не встанет на защиту неласковой нашей Родины-матери.

А хрена не хотел?

Только завопило в репродукторах: «Вставай, страна огромная!», как она и встала. Не догадывался враг, что у нас встает даже существительное женского рода, не говоря уж о среднем и мужском. Так что, совершенно неожиданно для теплолюбивых наследников Готфрида Бульонского и Ульриха фон Юнгингена у нас и встал, и встала, и встало. А где не встало, там подняли и поставили — в строй, к станку, к стенке. Получилось поголовно. Но как-то двояко…

Время это — военно-отечественное, как на грех случилось незадолго до рождения автора этих строк. И стал он, родившись, смотреть в телевизор, на киношную простынку, в книжку. А еще стал распрашивать всех своих родных (кто жив остался), а за что у тебя, дедушка эта звездочка да вот эта медалька с танком? «За отвагу», внучек. А много ты, дедушка, немцев убил? Молчание. А немцы плохие? Молчание. А ты на войну добровольцем пошел? Молчание. А ты никого-никого не боялся? Боялся. А кого? — немцев? Всех…

Двоякость поразила автора примерно такой тихой сапой.

Вот, смотришь ты телевизор, кино в родном клубе, читаешь рассказы и романы про войну, слушаешь на классном собрании лично тобой обнаруженных ветеранов, — и выходит, что проснувшись на рассвете 22 июня 1941 года, все просто галопом бежали в сельсоветы и военкоматы, чтобы занять очередь на войну. Кто опоздал, те пролезли на фронт без билета.

Тогда ты откладываешь книжки и дергаешь ветерана за пиджак: «Скажи — ка дядя…».

Дядя по инерции выпаливает: «Нас подняли по тревоге в три утра, и мы ринулись форсировать ледяную Свирь с именем Сталина!»…