Серж Арденн: Черный граф

1 Карл (нем. Karl) – Шарль (фр . Charles)

2 Шествующий, (фр. passant)в геральдике изображается ступающим на три конечности, причём правая передняя вытянута вперёд и немного вверх, левая передняя и правая задняя выставлены немного вперёд, а задняя левая несколько вытянута назад.

3 DEBITA ANIMADVERSIONE PUNIENDUM – да будет наказан по заслугам.

ГЛАВА 2 (96) «…в сущности, что такое победа?»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ. ДВОРЕЦ ПАЛЕ-КАРДИНАЛЬ.

Минувшая ночь, принесла разочарование кардиналистам, каким-то немыслимым образом, упустившим ненавистного Бекингема, выпустив его не просто из каменного парижского мешка, но и из границ королевства, не сумев воспрепятствовать отплытию герцога от французского побережья. Сие досадное обстоятельство, испепеляло душу Рошфора гремучей смесью – ярости и бессилия. Он, как только прибыл в Пале-Кардиналь, невзирая на то, что время далеко перевалило за полночь, без промедлений, поднялся в приемную, где под дверью в кабинет кардинала, его встретили сонные секретари Вернье и Маршар, а так же взволнованный де Кавуа, из конца в конец, мерявший комнату шагами. Встретившись взглядом с капитаном, граф лишь обреченно покачал головой, в ответ на слова капитана.

– Что ж, я признаться иного и не ждал. У меня пропали сомнения, как только мы выпустили его из Парижа.

Он кивнул, вторя Рошфору, тихо добавив.

– В таком случае, граф, готов разделить с вами фиаско и …

Мрачный взгляд ночного гостя, заставил его замолчать. Мрачно улыбнувшись, Рошфор подошел к двери в кабинет, взялся за ручку, и, обернувшись, произнес:

– Спасибо месье де Кавуа, но я предпочитаю сам руководить своей удачей, именно это обстоятельство, вынуждает меня, так же, самостоятельно отвечать за собственные промахи.

Легкий поклон признательности, отпущенный напоследок капитану, заставил последнего задуматься, устремив взгляд в искусную резьбу, украшавшую дверь, скрывшую мрачный силуэт графа.

Застав Ришелье дремлющего в любимом кресле, в окружении четырех ухоженных откормленных котов, у пылающего камина, Рошфор замешкался, и было решил уже удалиться, как услышал хрипловатый голос министра:

– Ваша стремительность, Рошфор, в столь утренний час, меня настораживает, и навивает нехорошие предчувствия.

– Простите, монсеньор, я, кажется, разбудил вас?

– Вам бы увидеть мои сны, вы бы были со мной помилосерднее, и, наверняка, навсегда потеряли бы охоту извиняться, за то, что прервали эти кошмары».

– Я торопился сообщить вам, что располагаю сведеньями о том, что герцог Бекингем, на одном из британских кораблей, направляется к берегам Туманного Альбиона.

Окинув взглядом покрытое пылью платье и забрызганные грязью ботфорты ночного визитера, кардинал поднял брови.

– Другими словами, вы хотите сказать, что Бекингему, личному врагу Его Величества, которому запрещен въезд в пределы французского королевства, удалось обвести вас вокруг пальца?! И вы, имея в распоряжении всю мою гвардию, парижскую городскую стражу, гарнизоны интендантов провинций, не удосужились помешать ему?! Действительно, эта новость оправдывает ваше ночное вторжение.

– Позвольте короткое объяснение…

– Если я начну благоволить и потворствовать вашим объяснениям, и промахам, Рошфор, то Франция сложится как карточный домик под натиском Габсбургов! Делать ошибки, друг мой, следует преднамеренно и осознанно, а допустив обращать в свою пользу. Вы же промахнувшись в Париже, не сумели повернуть ситуацию в свою пользу! Вас переиграли Рошфор, и вы заслуживаете наказания!

В глазах кардинала вспыхнула та холодная беспощадность, от которой делалось не по себе всем, кто хорошо знал Его Преосвященство. В это миг, один из котов, развалившийся на коленях первого министра, очевидно учуявший недовольство хозяина, приоткрыв зеленые глаза, с тревогой уставился на него. Ришелье грустно улыбнувшись, погладил лохматую голову любимого, после чего, громко урча, кот уткнулся носом в мягкий рукав домашнего платья кардинала.

– Полагаю, монсеньор, мне не следует напоминать, что в любое время, во имя Франции, я готов сложить свою голову на плахе, посему подобные угрозы…

– Ах, Рошфор, в смерти нет доблести не только во имя свободы, но даже во имя Господа. Мудрость и осторожность, вот близкие понятия, смелость и осторожность – неотъемлемые. Из ваших уст, вырывается лишь самоотверженность и отвага, но я не слышу мудрости и не ощущаю осторожности. Сжальтесь граф, потешьте хоть рассудительностью!