Эдуард Филатьев - Портрет в черепаховой раме. Книга 1. Покинутая дама

– Кто? – спросила Кологривова.

– Офицер по имени Иван. О нём вспомнил Роджерсон и написал, – Голицына вновь взглянула на письмо и прочла. – Как музыка заиграет, так он и отправится.

– И что тогда произойдёт? – спросила Екатерина Долгорукова.

– Что произойдёт? – переспросила Голицына. – Дайте вспомнить!

Она положила письмо на стол и вновь прикрыла лицо рукой, как бы вспоминая о том, что происходило в предыдущем веке.

В гостиной и в самом деле еле слышно зазвучал бодрый марш, исполняемый военным оркестром духовой музыки.

Княгиня отвела руку от лица.

Но что это?

О, Боже! Как будто время на целых полстолетия отступило назад: в кресле восседала та же самая Наталья Петровна Голицына, но помолодевшая на полвека с лишним.

В маленькой гостиной дома Голицыных рядом с молодой княгиней Натальей Петровной стояла двадцатилетняя горничная Палаша.

– Сегодня что? – спросила Голицына.

– Семнадцатое декабря, – ответила Палаша.

– Год?

– Одна тыща семьсот восемьдесят второй.

– Стало быть, сколько мне?

– Тридцать восемь лет и одиннадцать месяцев. Ровно! День в день.

– Ступай! – произнесла княгиня.

– Я пришла сказать, – ответила горничная.

– Скажи!

– Лекарь пришёл.

– Иван Самойлович?

– Он самый.

– Зови!

Горничная вышла. Через мгновение появился сорокаоднолетний мужчина, лейб-медик Двора Её Величества Джон Самюэль Роджерсон или, как его называли придворные, Иван Самойлович Роджерсон.

– Добрый день, уважаемая княгиня! – поприветствовал он.

– Good afternoon, John!

– Можно княжича посмотреть?

– Сейчас! – сказала Голицына, взяла колокольчик и позвонила.

Вошла Палаша.

– Бориса позови!

– Будет исполнено! – ответила горничная и вышла.

– How are you, John? – спросила Голицына.

– Дела идут потихоньку. У вас как?

– Тоже идут, Джон, и тоже потихоньку.

Появился тринадцатилетний сын княгини. Увидев лейб-медика, поприветствовал его по-английски:

– Good afternoon, mister Rogerson!

– День добрый, господин Голицын! – ответил Роджерсон и принялся осматривать мальчика.

– Горло совсем не красное, – сказала княгиня.

– Да? Совсем не красное? – произнёс лейб-медик и, пощупав горло княжича, спросил у него. – Совсем не болит?

– Совсем! – ответил Борис и добавил по-английски. – I don’t cough.

– А раз кашля нет, – с улыбкой продолжил Роджерсон, – значит, что?

– Иду на поправку! – воскликнул мальчик.

– Правильно! – поддержал его лейб-медик. – Идёшь на поправку, то есть выздоравливаешь! А это значит, можно немножко побегать и даже… jump, grasshopper!

– Попрыгать! – радостно подсказал Борис.

– Да, попрыгать, – согласился Роджерсон. – Но немножко.

– Ступай, Борис! – с улыбкой произнесла княгиня.

– Goodbye, mister Rogerson! – воскликнул мальчик, покинул маленькую гостиную и вышел в гостиную большую к двум своим сёстрам и брату: двенадцатилетней Кате, семилетней Софье и одиннадцатилетнему Мите. Рядом находились присматривавшие за детьми гувернёры-воспитатели.

А княгиня сказала лекарю:

– Thank you very much, John!

– Благодарить за выздоровление сына надо не меня, а пособие, которое я когда-то написал! – ответил лейб-медик. – Оно называлось «Do morbis infantum».

– Латынь? – спросила Голицына и сходу перевела. – «Заболевания детей»?

– Да. Мне за него учёную степень присудили.

– За учёность поздравляю! – произнесла Наталья Петровна. – И с детьми разобрались. А что теперь говорят во дворце?

– Во дворце говорят всё о том же.

– About the monument?

– И о монументе тоже. Когда и как его устанавливать. И сколько ещё гром-камень обрабатывать надо.

– Что же государыня?

– Государыня чувствует себя великолепно! – хмуро произнёс лейб-медик. – С ней всё в порядке!

– What happened to Lanskoy?

– С Ланским ничего страшного. Catch cold.

– Простудился? И что ты ему посоветовал?

– Постельный режим.

– И больше ничего?

– Почему ничего? Чай порекомендовал. Пить как можно чаще. С этой… Как её?.. Raspberry.

– С малиной?

– Yes, – так же хмуро ответил Иван Самойлович.

– Правильно! Малиновое варенье от многих болезней лечит. Но в России знающие люди сладости рекомендуют с горчицей и хреном перемежать, – произнесла Голицына. – Попробуй, Джон-Ванюша!

– Попробую!

– Это, как говорят, и в любовных делах помогает.

– Мне это вряд ли поможет, – по-прежнему хмуро произнёс Роджерсон.

– А что так печально?

– Нет счастья в жизни!

– Опять проиграл?