– Проходите, проходите в комнаты.
Коридорчик был темноват и узок. Идущий последним, Силаев приостановился. Стукнул разношенными туфлями и с потешно-игривым поклоном поцеловал хозяйке руку.
– Владимир. Сын дворянина Силаева.
– Татьяна, – смущенно вспыхнула она, и тоном светской дамы, чуточку неуместным, но радостным – мужу: – Василий, будь добр, займи гостей.
Обстановка двух комнатушек, снимаемых Лучниковыми, выглядела предельно скромно. Два стола, диван, платяной шкаф, венские стулья. На бледно-желтых обоях – фотографии в рамочках. Узорчатый рязанский коврик да старинная иконка в углу – вот все, что напоминало о родине…
Помянули атамана Граббе. С ходу – по второй, за встречу.
Шнапс разогрел. Силаев, сперва скрывавший неловкость за шутливой развязанностью, обрел уверенность. Поймав заинтересованный взгляд Татьяны, твердо сказал:
– Я где-то встречал вас.
– Вероятно, в Петербурге? Мы жили на Фонтанке.
– Нет, я бывал в столице редко. Коренной москвич… Пожалуй, где-то на путях-перепутьях.
– Наш эмигрантский рой разлетелся по всему белу свету, – уклончиво заметила Татьяна.
– Близок час, когда полетит обратно, – подхватил муж. – Судьба большевистской сволочи предрешена. Новый год будем встречать в России. Пить донское вино, закусывать черной икоркой…
– Вы оба – донцы. А мне отведать московской водки едва ли придется, – усмехнулся Силаев.
– Почему же? Ты еще сомневаешься в победе Германии? – с удивлением спросил Павел. – Немцы сметут деморализованные части Сталина в ближайшие недели. По всему южному фронту вермахт мощно наступает. У большевиков нет ни техники, ни даже патронов! Ты знаешь об этом?
– Да. Но мало доверяю подручным Геббельса. Бои идут на равнине, на оперативном просторе. Есть где разбежаться немецким гусеницам и колесам. А когда танки упрутся в кавказские скалы, они станут всего лишь грудой металла. То же самое – Урал. Допускаю, что Гитлер завоюет европейскую часть. Но не более! Оборонные заводы Советов в Сибири. Людские ресурсы их велики. И, стало быть, война затянется.
С недобрым любопытством оглядел Павел отечное, в багровых прожилках лицо ротмистра. Цвет кожи выдавал, что человек этот, в сущности, ему малоизвестный, пьет часто и помногу. И только прямая спина да жесткая складка губ остались от того щеголеватого офицера, который, по рассказам очевидцев, собственноручно расстреливал подчиненных за мародерство…
– Владимир Константинович, ты судишь о Восточном фронте, как врангелевский ротмистр. Со стороны, – заключил Павел. – А мы с Лучниковым – люди, напрямую связанные с нынешней войной. Я служу в Пражском бюро, он – при рейхсминистерстве…
– Которое возглавляет Розенберг, – с издевкой досказал Силаев.
– Пусть так. Но иронии не принимаю. То, о чем мы мечтали в начале двадцатых, теперь становится реальностью. Казачьи полки готовы к походу против Советов! На Родину! Извини, но твой скепсис нелеп. Ты похож на ворчливого зрителя.
– И в отличие от других, не желаю участвовать в трагедийном фарсе, – поморщился Силаев и поднял рюмку: – За здоровье очаровательной хозяйки!
Офицеры встали. Выпили. Шумно сели. Татьяна одолела полный фужер белого французского вина и повеселела. Но сеточка морщин в подглазьях подсказала, что эта красивая брюнетка вовсе не молода, как подумалось Павлу в первые минуты. Что-то порочное мелькнуло в распахе пухлых губ.
– У вас есть дети? – невзначай поинтересовался гость.
– Моя дочь у мамы в Бордо, – проронила хозяйка, интонацией давая понять, что говорить об этом нежелательно.
– В Бордо? Я хорошо знаю этот город…
– Кстати, сейчас там Деникин, – с пренебрежением напомнил Лучников. – Совершенно устранился от борьбы с Советами. У-ди-ви-тельная метаморфоза! Нынче он мемуарист, историк. А прямо говоря – трус. Читал его «Очерки». Расплывчато, рыхло и слезоточиво. Как будто писал не боевой генерал, а Фомка-летописец.
– Зачем же так? – блеснул глазами Силаев и с видимым усилием сдержал себя. – Написано объективно и прекрасным языком. Впрочем, ему далеко до писательских лавров атамана Краснова. Слышал, что даже Бунин хвалил роман «С нами Бог». Так вот, не гневите Бога. Деникину в этом году семьдесят. И как знать, может, он окажется пророком. Сначала Красная Армия разгромит Гитлера, а затем свергнет большевиков. И вполне вероятно, что вы как раз и подрубите сук, на котором сидите…
– Не предполагал, ротмистр, что мы так разойдемся во взглядах, – бросил Павел с откровенным недружелюбием. – Лозунг Деникина «Я борюсь с большевиками, а не с Россией» ничего не дал. Как гутарят у нас, на Дону, лих жеребец, да хил удалец. Более того, это как бы оправдывает бездеятельность. Деникин и с большевиками, в сущности, примирился… А мы повторяем слова Петра Николаевича Краснова: «Хоть с чертом, но против большевиков!»
Читать дальше