Александр Струев - Сказание о Луноходе

Потом главный военврач из толковых мужиков и бывшей учительницы организовал в санатории музейное отделение, чтобы за хламом этим бесценным приглядывали, за картинами в золоченых рамах, статуями увесистыми, коврами, тонким шелком тканными, люстрами, хрусталем сверкающими, и за мебелью пузатой, несуразной, на вывернутых ногах. На одну такую «мебель» пограничный полковник долго пялился – и с той стороны посмотрит и с этой подойдет, смех разбирает, какая уродина! То ли стул, то ли полка, то ли хер знает что! Подставка под цветок оказалась, с Франции, с хаты Людовика XIV! Долго над ней с ребятами хохотали.

– Глупыши! – ласково зевал главный военврач. – Ничегошеньки вы не рубите! Здесь место историческое, особое, не последние люди жили, хоть и князья недобитые. В искусствах очень понимали. Что ценного – себе! И – та, и – эта! Сюды! Сюды! Разбирались, хитрые морды! Вот вам, ребята-музейщики, их добро для народа и сберегать! – подытожил главный военврач.

Музейщиками он стал величать сотрудников вновь созданного при санатории музейного отделения. Музейщики взялись за развешивание по этажам живописных полотен. В столовую, понятно, с едой несколько гигантских шедевров приволокли. Зайцы, там, застреленные, фазаны, дробью сраженные, рядом с медными кастрюлями и кухонными ножами бездыханно лежат – это первая картина; на другой – раки ярко-красные, сваренные, вперемежку с разнообразной выловленной рыбой и желтыми лимонами на обеденном столе художественным воображеньем разбросаны, здоровенная ракушка посередине красуется, а вдалеке – море синее перекатывается, романтика! Третья картина, во всю стену, – сплошь фрукты. Арбузы, дыни, виноград, до лучезарности спелый, из блюда сочными гроздями вываливается, персики аппетитные – прямо изобилие вкусноты! Как глянешь – литр желудочного сока выделяется! А для пациента желудочный сок означает правильное пищеварение и глубокий послеобеденный сон, то есть полную релаксацию, которая военному человеку на отдыхе, как воздух пернатым, необходима. Остальные картины развешивали куда придется, главное, чтобы крепко на стене держались, чтобы гвоздь под тяжестью с куском штукатурки не выскочил, обои расписные не попортил. Вот только с голыми бабами главврач, от греха подальше, живописные произведения в подвале на ключ запер:

– Чего мужиков дразнить?!

Правда, одну картину, уж больно хорошенькую, сразу сердцем приметил. Там молoдушка-красавица перед озерцом на траве-мураве голышом разлеглась и на солнышке ласковом греется, неизвестно только, до или после купания, автор никакого намека на это не оставил, а она, ладушка, неглиже лежит, светлым личиком улыбается, титьки вверх! Чудо небесное! Главный военврач только взглянул на нее – обомлел, без лишних слов картину к себе в кабинет отнес и в платяном шкафу схоронил. Безо всякой металлической бирочки это произведение в конце концов оказалось, и из списка-описи картинку ту чья-то ответственная рука самолично вычеркнула, все равно никакой пользы от такой живописи пациенту не получится. Вот так!

Еще музейщики следили за сохранностью многочисленных беломраморных скульптур, расставленных в ухоженном парке поместья. В зиму на каждую уличную фигуру надевали добротный футляр, сколоченный из сосновых досок, чтобы карарский мрамор ото льда, снега и надругательства студеного ветра защитить, а к весне этот деревянный ящик аккуратно снимали и бережно бархатистой тряпочкой статуи протирали, чтобы отдыхающие возвышенным искусством вволю любоваться могли.

– Нате вам красоту, обследуйте!

Непростое дело – ухаживать за сокровищами! Разумеется, на музейщиков легло и украшение Новогодней елки, и, само собой, – самодеятельность, ведь пациентов требовалось не только скрупулезно лечить и калорийно потчевать, но и как следует развлекать, потому как от настроения комсостава боеспособность Армии в целом зависела. Отсюда, из военного санатория, берет начало знаменитый на всю страну Театр мимов.

Луга и поля перед Юсуповским, тянувшиеся в пойме Москвы-реки, приспособили под сельское хозяйство. По ведомости они и числились как «подсобные», в помощь, так сказать, санаторию. Располосовав плугом землю, солдатушки стали выращивать картошечку, сажать морковку, капустку, лучок. Полк солдат работал в санатории на домедицинских работах, но, чтобы со стороны не просматривалось связи с вооруженными силами, всех солдатиков предусмотрительно переодели в белые халаты, аккуратные медицинские шапочки и стали уважительно называть медбратьями. Эти братья подметали пешеходные дорожки, убирали территорию, протапливали баню, пели на воскресных службах в церкви и возделывали подсобные поля.