Юрий Широков - Хочу, чтобы меня слышали! Книга 2. Золото Разрушителей

Судьба этих детей для всех в Поселке была яснее ясного – выучатся дети, поженятся, да и будут жить себе счастливо. Как говорится, жить-поживать да добра наживать!

Нечасто в деревнях, да и не только в деревнях, можно встретить столь нежную привязанность и искренность чувств!

Мама иногда даже плакала, глядя на своих деток. Да, именно на своих – Лида воспринималась уже как дочурка.

Плакала мама и умилялась – какие же детки хорошие!

И удивлялась – откуда в них такая недетская мудрость жизни и такая сильная и простая привязанность друг другу?

Умилялись все, умилялись, да, видно, сглазили…

Отцу Лидочки неожиданно для всех пришел по почте вызов – его приглашали на работу в город Томск, вернее, в молодой городок – спутник Томска, где строилась атомная станция и позарез нужны были молодые и здоровые мужики.

Сборы были недолги – Якимчуки срочно распродали свое имущество и налегке наладились к отъезду.

Саша узнал эту страшную для них обоих новость от Лидочки, которая прибежала к нему сразу же, как услышала ее от родителей.

Они долго, по-взрослому, молча сидели, держась за руки. Слов об обязательных будущих встречах, о расставании они не говорили – просто никогда до этого не испытывали горечь разлуки, неведома им была боль потерь и утрат.

Боль резанула по маленькому Сашиному сердечку позже, когда закрылась дверь самолета, безжалостным драконом поглотившего в своем чреве его любимую Лидочку.

Да! Любимую – так он впервые назвал ее про себя.

Это слово было применимо в его сознании только к двум людям на земле – маме и Лидочке.

Все ее сохранившиеся детские воспоминания – постоянные желания есть и спать.

Но чувство голода было все же сильнее, поскольку не отпускало даже во сне.

Есть и спать, есть и спать…

Убегать в сон, проваливаясь туда от тяжелой и нудной работы, от щемящего голода, от ожиданий лучшей жизни, про которую говорили уполномоченные на митингах и которая виделась вечным и сытым сном.

Во сне не приходили добрые волшебники и сказочные принцы – им просто было неоткуда взяться, они пока жили недоступной для нее жизнью на библиотечных полках.

Читать книги можно было только школьникам старших классов, да и у тех не было на это ни сил, ни времени.

Во сне не грезилось даже изобилия вкусной еды, потому что она, как и большинство детей, была незнакома с такими почти сказочными словами – изобилие и вкуснота.

Знали дети, конечно, что существуют на свете конфеты, печенье, ситро и белый хлеб, но не знали их вкуса.

Самое вкусное – это весенняя трава, появляющаяся на весенних проталинах, и осенняя картошка, поедаемая в огромных количествах в это время года.

Особенно картошка мятая, в мундире 36 36 Неочищенная (прим. авт.). , из таза, в который маменька иногда добавляла молочную сыворотку.

Хоть в семье и была своя коровка, молоко и все продукты из него сдавали государству.

Существовал жесткий план на сдачу творога и масла, и его выполняли безоговорочно.

Оставалась сыворотка и капелюшечка утаенного от властей молочка, которое давали деткам только по очень большим праздникам или во время тяжелой болезни.

Но ей молочка не перепадало никогда – она о своих болезнях почему-то не помнила. И о праздниках – тоже, обязательно бы вспомнила из-за молока.

Весна и осень остались навсегда любимыми временами года от детского ощущения наступающего иногда на короткое время чувства сытости.

Весной появлялась трава, и рахитичная пузатая мелочь в одних рубашках, без обуви и без штанов, подавалась в тайгу.

Ели первые росточки, робко, по-детски наивно появляющиеся на проталинах. Интуитивно, как дикие зверьки, не трогали ядовитое – не было ни одного случая даже небольшого отравления.

Растущий организм от травки ликовал, добирая по частичкам недополученные силы, утраченные во времена длинной и скудной на пропитание зимы.

…Молоко, масло, мясо помнилось только по теплым и недоступным запахам, видимо, ели это только в тех местах, где должна была быть та самая лучшая жизнь, о которой говорили на митингах.

Почти все продукты, получаемые от скудного хозяйства, сдавали государству в обязательном порядке, из-за чего государство представлялось чудовищем, постоянно жрущим всякие вкусности и от этого становящимся еще громаднее, страшнее и голоднее. Оно заставляло своих подданных есть все меньше, а работать, взрослея, все больше.