— Чычахов! Слышишь, нет?
Валерий оттащил Томмота в прикрытие, за толстую лиственницу, и только тут Томмот услышал, как мёрзлые лиственницы зашелушились под пулями, роняя щепу. Довольно долго стояли они здесь, под прикрытием дерева. А из маленького аласа тем временем с градом пуль под переливы гармошки неслась песня:
…На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперёд,
Рабочий народ!
— Пусть сегодня поют! Завтра они захлебнутся в собственной крови! Завтра они поползут к нашим ногам, моля о пощаде! — Отойдя сюда же, за укрытие, Артемьев вытер шапкой разгорячённое лицо и вдруг уставился на Томмота: — Ты чему улыбаешься, нохо?
Томмот и вправду улыбался — ах, какой растяпа! Сообразив, что убрать улыбку уже поздно, он решил доиграть роль простачка. Продолжая улыбаться, он сказал Артемьеву:
— Сомнительно! Сомнительно, говорю, что поползут к ногам… Если до сих пор не взяли, то как взять теперь? Разве что пушкой…
Ошарашенный этой наглостью, Артемьев стал поочерёдно глядеть то на Валерия, то на Томмота.
— Он что у тебя — идиот? — спросил он Валерия. — Или вправду чекист?
— Чычахов — смелый парень, — вступился за Томмота Валерий.
Артемьев вышел из-за дерева.
— Если ты так храбр, то поди-ка вон принеси! — Артемьев показал рукой на винтовку, выкинутую им за бруствер. Винтовка, соскользнув со склона, остановилась где-то посредине.
Томмот прикусил губу. Отказаться было, конечно, нельзя — у этого зверя рука не дрогнет выстрелить, тем более смелые только на словах — кому они нужны? Завоевать же расположение Артемьева было необходимо. В задачу Томмота входило находиться среди белых до самого конца: если они ударятся в бега из Якутии, с ними должен был бежать и Томмот…
Томмот перегнулся через вал и глянул вниз. Винтовка чернела на снегу, шагах в двадцати. Он решился. И как только решился он, передав свою винтовку Валерию, сразу же вдруг уверовал всем существом, что останется невредим, ибо не может быть, чтобы его поразили пули своих!
Томмот подошёл к краю взлобья и, сильно оттолкнувшись ногами, опрометью кинулся вниз по склону, не сводя глаз с винтовки. Едва он упал возле неё лицом вниз, как пули вспенили снег вокруг него. Чычахов схватил винтовку, обернулся назад, примериваясь, и быстро, как выстреленная стрела, вымахнул наверх.
— Держите своё сокровище! — тяжело дыша, он протянул винтовку Артемьеву. — Но не думайте, что я испугался вашего гнева. Больше таких приказов я выполнять не стану.
Подбежал молодой русский офицер.
— Брат Артемьев, вас вызывает генерал Вишневский!
— Иду.
Офицер убежал обратно.
— Где нам тебя ждать? — спросил Валерий.
— Пусть ждёт генерал! — ответил Артемьев. — Отойдёмте-ка вот туда.
За надёжным прикрытием толстых деревьев, куда они отошли шагов на десять, Артемьев кивнул в сторону Томмота:
— Действительно, отчаянный. Но оставим это. Разговор о другом. Каюк ему…
— Кому? — удивился Валерий.
— Конец Пепеляеву, говорю! Проиграл он, выдохся. Сил на Якутск у него уже нет.
— Как это?..
— Лучшая часть дружины истреблена здесь, в Сасыл Сысы. Если бы в своё время он послушался моего совета… Не послушался! Хвастал, что управится тут за день-два. Показали ему красные, почём дюжина гребешков!
— Так Ракитин же в Чурапче!
— Не болтай глупостей! В Чурапче сидит Курашов. И скорей его пушки разнесут самого Пепеляева.
— Ах, какая беда!
— Да, рухнула ещё одна надежда. Не без твоей помощи, кстати сказать…
— При чем тут я? — удивился и струхнул Валерий.
— Да при плане этом! План красных, твои ценные сведения…
— Я же выполнял задание! По твоему же совету!
— Ладно, счёты сводить уже поздно! Слушай, что скажу. Красные — не дураки, скоро подойдут сюда. А нам придётся по собственным следам уходить на восток. Пепеляев с людьми своими, конечно, подастся к иностранцам, а мы останемся в родном краю. Но не думай, что на этом борьба закончится! А пока найдём ухоронку у охотских тунгусов. Чтобы поднять новый мятеж, потребуется много денег и прочего. Отсюда следует, что все богачи, вроде отца твоего, должны уйти и увезти с собой всё что можно. Тут или расстреляют, или разденут до ниточки.
— Понял…
— Ещё вот что. Люди Пепеляева, перед тем как податься назад, примутся грабить направо и налево, не посмотрят, кто свой, кто чужой. От моего имени передай зажиточным: пусть торопятся. Надо им подняться в дорогу в эти дни, не позже. Предупреди: кто станет увиливать да выгадывать — будет иметь дело со мной. Всё!
Читать дальше