Валентин Тублин - Некоторые происшествия середины жерминаля

— Ты должен помочь мне и себе. Есть только один путь, я уже говорил. Сейчас же, не выходя отсюда, ты должен полностью раскрыть всех, кто связан с этим делом. Я могу подтвердить, что ты специально проник в этот заговор. О том, что происходит здесь, не узнает никто. И не медли, Виктор, времени мало. Сделай это сейчас, немедленно.

— Значит, — протяжно говорит полковник, — ты хочешь, чтобы я стал предателем?

— Будь кем хочешь, — говорит Броше, — только не будь дураком. Донести на заговорщиков — не предательство. Все они бывшие аристократы, они ненавидят Республику и роют ей могилу. И ты помогаешь им в этом — ты, кого Республика вытащила из ничтожества, которому она дала все. Что связывает тебя с этими людьми?

Полковник Марешаль поднимает к Броше лицо, в котором презрение военного.

— Меня связывает с ними кровь, которую мы проливали для Республики. Меня связывает с ними честь, — жестко говорит он. — Это слово не слишком, кажется, популярно среди политиков. Попробуй понять меня, Броше. Подумай об этом.

— А ты подумай о Марго, — говорит Броше, и зубы его странно лязгают.

— А я и думаю о Марго. И я уверен, она бы меня поняла, будь она здесь. И если мне суждено умереть, лучше ей быть сестрой казненного, чем предателя.

— Вспомни Библию, Виктор. Живая собака лучше дохлого льва.

Полковник Марешаль улыбается одними губами.

— Это с точки зрения собаки, дорогой мой Броше.

— Да, — говорит Броше. — Конечно. Ибо труп, кому бы он ни принадлежал, уже лишен возможности иметь свою точку зрения.

Молчание.

— Ну, ты поможешь мне?

— Нет.

Значит, нет. Броше садится на свое место, за свой рабочий стол в своем рабочем кабинете. В своем чистом уютном рабочем кабинете, где на полу ковры, а на стенах картины в позолоченных рамах. Кабинет этот после лагерной грязи и вони полковнику Марешалю кажется средоточием роскоши. Конечно, этому Броше очень не хочется терять такую чудную жизнь. Теперь Марешалю становится понятна горячность, с которой уговаривает его Броше, по-человечески его можно и понять. Поскольку вся эта обстановка, вся эта роскошь принадлежит и его сестре, Марго, он ничего против Броше не имеет. Но и втягивать его, боевого командира, в грязь каких-то тайных планов, которые наверняка имеются в голове у Броше, он не даст. Сегодня он уже проверил свое счастье, свое везение. В сомнительном для него случае он положился на судьбу. И что же? Оказалось, ничего страшного, просто он зачем-то понадобился своему новому родственнику. Для какой-то темной игры. Ну нет!

И он произносит это вслух:

— Нет!

Это «нет» падает на Броше, как опущенный нож гильотины. Как нож, который опустится на шею этому дураку. Нет. И голова падает в ивовую корзину или в кожаный мешок. Нет.

— Нет?

— Нет.

— Ты понимаешь, что тебя ждет?

— Тюрьма.

— А затем — Трибунал.

— Ну и что? — говорит Марешаль. — В Трибунале — тоже люди. Ведь оправдали же они Марата.

И у него тоже немало заслуг перед родиной. Пусть предъявят ему обвинение. Он восемь раз был ранен. Он патриот не хуже некоторых. В конце концов он, полковник Марешаль, верит в правосудие.

Все это он говорит спокойным, почти веселым тоном. Он уже поборол свою неприязнь к Броше и выбрал специально этот тон, чтобы доказать отсутствие обиды и враждебности. Но именно это деланное спокойствие, эта деланная веселость показали Броше, как мало значили его слова для полковника Марешаля, как мало веры он им придавал. Этот тон вывел всегда спокойного секретаря военного министерства из себя. Он встал из-за стола, лицо его было покрыто серым восковым налетом.

— Вот что, мой дорогой, — начал он. И вдруг не сдержался. Он закричал. И вот он кричит высоким пронзительным голосом, и слова вылетают, как шрапнель: — Болван! — кричит он Марешалю. — Тупица! Кретин! Неужели своей тупой солдатской башкой, своим куриным мозгом ты не понимаешь, в какое дерьмо ты влип! Баран! Думаешь, в Трибунале только и мечтают о том, чтобы поговорить с тобой, чтобы выслушать твой ослиный бред? Да, они ждут тебя, идиот ты этакий, ждут не дождутся. Ты осел, полковник Марешаль. Ты — ничто, и грош тебе цена, тебе и тому, что, ты хочешь сказать. Заслуги… Да, ты герой там, на фронте. Там у вас каждый герой, кто не подох от поноса. Но когда тебя приведут в Трибунал, ты от испуга напустишь в штаны. Там, в Трибунале, видели и не таких героев. Ты возомнил, что Республика не сможет без тебя обойтись? Тогда, если выдастся минутка, загляни в Трибунал, идиот, там судят сейчас Дантона. Ты и в подметки ему не годишься, понял? — и Броше безнадежно махнул рукой.