Александр Бубенников - Царь с царицей

– Вот это и есть скудоумие боярское, что готов ты был, Семен, посягнуть на законного природного престолонаследника, учинить беззаконие на троне в пользу двоюродного брата моего при живом еще царевиче и больном государе… – Иван поморщился и возвысил голос. – Только твое скудоумие меня уже мало интересует – все это в прошлом, а враги и недруги в настоящем… Говори, кто еще принимал участие в заговоре? – Иван ласково погладил боярина по голове. – Отвечай, не бойся… Я даже готов дать тебе слово царское, что не только ты избежишь позорной лютой казни, но и названные тобой люди не будут наказаны… Понимаешь – никто не будет наказан…. Разумеется, до поры, до времени – до нового преступления… После которого уже нельзя будет прощать… Или ты не веришь слову царскому, Семен?..

– Верю, царь…

– Так в чем же дело?.. Или изменникам сочувствуешь больше, чем своему царю милосердному?.. Собачьего нрава не изменишь, впрочем настоящие верные псы своего хозяина не кусают… А предатели, словно ждали удобного случая, чтобы укусить… Вот и ты, Семен, укусил своего царя, как бешенная собака… А царь даже к бешенной собаке милостив оказался – казнить не желает… Только требует от тебя… Нет, просит тебя, боярин, быть правдивым перед твоим законным природным царем русским… Ведь ты же русский православный князь… Так оставайся же князем, а не…

Боярин заплакал, плечи его затряслись… Размазывая слезы по щекам, Ростовский жалостно пискнул:

– Не хочу грех на душу брать даже перед казнью… Уверен точно, наверняка, что еще двое принимали участие в заговоре… Насчет третьего до конца не уверен… Только тем двум я слово дал, что никогда никому не выдам…

– Поплачь, Семен, поплачь… Ты не предатель, если царя известишь об измене, о которой он сам не догадывался… Утаишь – стыдно и совестно будет, что царя своего не предупредил, новые измены и преступления измены множа… Сам знаешь, раз русским уродился, что стыд-то на Руси Святой гораздо сильнее страха смерти… А совесть – вещь такая, что душу оскверненную изменой изъесть может… Совесть на Руси Святой больше жизни иногда, нет… Всегда, брат, всегда, стоит больше жизни совесть, пока душа в телесной оболочке теплится…

– Знаю, царь… Знаю… Вот и боюсь назвать имена близких тебе людей, ибо также уверен, что твое знание великой скорбью обернется… Ефросинья Старицкая могла бы подтвердить об их участии в заговоре – только не скажет, хоть на огне ее пытай… А скорбью великой сердце ты опалишь себе – жить не захочется, когда самые близкие друзья и соратники предают.

– Не причитай, князь…

– Сейчас, сейчас… Только с мыслями соберусь…

– Собирайся…

– Сейчас, царь, сейчас…

– Ну…

– Ты им веришь, как себе, а они…

– Говори мне на ухо – кто они?..

Ростовский наклонился к царю и прошелестел еле слышно одними губами:

– Иерей Сильвестр и Алексей Адашев – твои ближайшие советники… Которым ты доверяешь, как самому себе.

– Врешь, собака… Ой, ведь врешь… Они самыми первыми присягу царевичу Дмитрию принесли… На моих глазах…

– …Они же первыми из твоей «тайной» Думы – даже быстрей свояка твоего, князя Палецкого связались с Ефросиньей Старицкой… – Ростовский горько усмехнулся, видя опрокинутое лицо царя. – …Я же говорил тебе, Иван Васильевич, что преумножив знания тайные, ты только скорбь преумножил… Меру скорби душевной превзошел, и потому твое горе от потери друзей и соратников безмерно… Ну, как теперь, после моего признания простишь своих друзей, точнее, простишь своих тайных врагов-изменников – или не простишь?..

– А вот это уже не твоего ума дело, Семен… – Спокойно с непроницаемым лицом ответил Иван. – …Иногда не надо спешить не только с наказанием, но и милостью… Уж в чем-чем, а ты своего царя в скудоумии не обвинишь…

– Не думаю, чтобы Сильвестр и Адашев твоей погибели жаждали… – Ростовский зябко повел плечами. – Только уж в случае твоей смерти – это уж точно – переметнулись бы на сторону Старицких… У них какие-то давние связи со Старицкими князьями… Какие-то тайные новгородские нити у Сильвестра… А насчет Алексей Адашева – не знаю толком, почему он к Старицким переметнулся… Может, Сильвестр его склонил?.. Врать не буду… Не моего ума это дело… Только вот такие вот пироги испеклись на кухне Старицких – несъедобные, ядовитые пирожки для царского семейства… Грешным делом, когда с царевичем Дмитрием беда на богомолье приключилась, я на них подумал, на Сильвестра и Адашева… Им ничего не стоило убедить Максима Грека сделать свое зловещее пророчество насчет гибели царевича, если…