– Вот и обошел я тогда Пафнутиев монастырь, чтобы Господа не гневить… – тихо произнес Иван и пристально поглядел на владыку.
Макарий задумался, пожевал губами, но ничего не ответил своему ученику, о юношеских грехах которого на охоте был наслышан. Подумал владыка, что придет свой срок, когда по воле Господа и по задумке митрополичьей на сцену выйдет служитель Благовещенского собора Сильвестр, которого он для особой цели вызвал из Новгорода. Макарий давно знал Сильвестра как человека книжного и благочестивого и по митрополичьей воле хотел в интересах православного царства использовать того, чтобы отучить государя от грехов больших и малых сразу после венчания того на царство шапкой Мономаха – при достижении полного совершеннолетия… «А до венчания в совершеннолетнем возрасте можно и охоту с паломничеством к святым местам совмещать – ничего страшного для отрока… Перебесится в юношеских плотских страстях, угомонится – и за ум на царстве и в браке возьмется…» – подумал владыка, с легкой усмешкой поглядывая на озадаченного его молчанием Ивана.
И правда, в ходе монастырских паломничеств, совмещаемых с охотой на медведей, волков, зайцев, государь побывал в Можайске, Волоке Ламском, Владимире, Коломне, Калязине, Ржеве, Твери, Новгороде, Пскове. В пути не только охотился, но и предавался молитвам. У каждого пользующегося уважением настоятеля просил благословения, простаивал часами на монастырских службах, часто клал земные неистовые поклоны перед образами и святынями – так что на лбу отрока образовалась в ходе паломничеств мозоль.
Но ведь есть и другая сторона медали паломничеств с охотами. Проводя много времени в лесах, окруженный с утра до ночи боярскими детьми, такими же отроками и уже созревшими взрослыми юношами, травил Иван хищных зверей – медведей, волков, охотился с кречетом на руке на лис, зайцев, лебедей. Возбужденная кровавой звериной охотой государева ватага нападала на лесные заброшенные деревни, колотя крестьян, забавляясь с девицами. Тогда-то в этих необузданных охотах в лесах, то ли на зверей, то ли на крестьянских девок, в толпе пьяных собутыльников Иван испытал первое неслыханное по силе плотское наслаждение – сначала от вида девок с задранными подолами, потом от вида чужого насилия, наконец, от собственного насилия над мягкой живой женской плотью…
Потом ненормальное возбуждение от пьянящей охоты на зверей и девок, возникшее в его сердце на природе, в деревнях, перенесется на столичные улицы и площади: Иван-государь, окруженный той же или иной толпой молодых звероватых собутыльников, с гиканьем носился по первопрестольной Москве, стараясь раздавить попавшихся копыта и лошадиные крупы девок и молоденьких женщин… Также, как и на охоте, загоняли молодых девок, брали, как добычу, отвозили во дворец – и снова чудовищное наслаждение Ивана-государя от вида насилия голозадых девок, от собственного участия в насилии невинных девушек, от женского пота и крови…
Потом опьянение от деревенских и городских охот страшно и стремительно проходило… Что оставалось?.. Состояние исключительности – в самый разгар насилий и оргий Иван никогда не забывал о своем исключительном положении, даже тогда, когда в эти насилия и оргии вовлекались его дядья Глинские и другие опытные бояре, угодливо и заискивающе славящие эти жуткие плотские забавы – пусть веселится и развратничает юный государь! На то и молодость дана, чтобы в ней перебеситься, а потом прощения у Господа просить и каяться-каяться, вплоть до гробовой доски – даже перед смертью постригаться и облачаться в монашескую мантию, чтобы грехи молодости и всей жизни искупать…
Страшился гнева Господнего юный государь, да ничего не мог с собой, со своими охотничьими страстями поделать – уж больно легко грехи его детского рукоблудия и плотского насилия невинных девиц переплелись, благодаря опеке карлов и угодников Глинских, под радостные вопли: «Всем страстям надо в жизни научиться, все радости плоти испытать, чтобы быть искушенным и могущественным», переплелись с грехами содомии…
А еще Иван с лихими собутыльниками другим потехам предавался – пашню пахал вешнюю и с детьми боярскими сеял гречиху, на ходулях скоморохом «в личинах» ходил и в саван наряжался… Наиболее богохульным было ходить на ходулях в масках скоморохов – в личинах – и заниматься непристойными игрищами с саваном и покойником. Непристойная игра в глухих деревнях в похороны «покойника», обряженного в саван, заключалась в том, что мнимого покойника, в роли которого часто выступал артистичный по природе государь, обряжали в саван, укладывали в гроб и ставили посреди деревенской избы. Причем заупокойную молитву заменяла самая отборная площадная брань, к тому же всех собранных на отпевание деревенских девок насильно заставляли целовать покойника «в уста», рот которого был тоже забит тем, что способствует половому возбуждению. И, разумеется, все отпевание «возбудившегося» покойника» заканчивалось дикой разнузданной оргией…
Читать дальше