— Ты не одобряешь, да? — спросила она. — Я вижу по твоим глазам.
Его глаза были устремлены к небесам, на новогреческие чудовища кайзера.
— Одобряю — что?
— Рудольфа, город, всё. Ты думаешь, мне не следует оставаться здесь, да?
— Полагаю, так.
— Но это потому, что ты не знаешь Руди и, уж точно, не знаешь Берлина. — Она остановилась, притянув его рукой, продетой под его руку. — Скажи мне кое-что. Что на самом деле заставило тебя приехать повидаться со мной?
В поезде он отрепетировал дюжину ответов, но внезапно, растерявшись, как будто ответа ждала вся Германия, сказал:
— На самом деле сам не знаю.
Они продолжали идти не совсем в ногу: лужи от недавнего дождя напоминали осколки разбитого зеркала, отражая стоящие над ними деревья. Проходящий мимо трамвай на мгновение заглушил её голос, затем он услышал её смех.
— Париж не единственный город, знаешь ли. Кроме того, Рудольф даёт мне всё... абсолютно всё.
— Откуда он берёт деньги? — Поскольку это хотели знать.
— Не всё ли равно? Покуда он даёт мне всё.
— О да, в этом случае, полагаю, я должен встретиться с ним. — Самое меньшее, что он мог сделать, принимая в расчёт его задание.
— И встретишься... завтра, за обедом.
Данбар будет заинтригован.
— Скажем, приблизительно в восемь часов.
А в промежутке он мог надраться до потери памяти.
— Да, в восемь будет отлично.
— И, Ники?
— Что? — Уловив нечто, мелькнувшее в её глазах, чего он не видел многие месяцы.
— Я ужасно рада, что ты приехал.
Тут же он чуть не сказал ей: уходи отсюда, это опасно, я снова — шпион. Но в конце концов просто оставил её стоящей на холодной улице, с румянцем, вернувшимся на её щёки, с красотой вновь абсолютной и бесспорной.
Рядом с британским посольством и недалеко от Вильгельмплац находился парк, обнесённый стеной, с густой зеленью и пышными каштанами. Думая об этом городе, он всегда будет вспоминать тамошних птиц: диких уток и лебедей, воробьёв и лесных дроздов. Как и многое другое, голоса их слышались всегда, но сами они редко показывались на глаза.
Были сумерки, когда прибыли Данбар и Саузерленд, голубоватые сумерки, почему-то более тёплые, чем в дневное время. Грей обнаружил, что они ждут на каменной скамье под дубом. Они были одеты в похожие дождевики и фетровые шляпы: Твидлдам и Твидлди, подумал он.
— Я увижу его завтра, — сказал Грей. — Она пригласила меня на чёртов обед.
Данбар с тихой улыбкой кивнул:
— Отлично, Ники. На самом деле отлично.
Саузерленд же оставался по-обычному спокоен, спросил только:
— Значит, она отнеслась к вам благосклонно? Благосклонно отнеслась к вашему присутствию здесь?
Грей сделал глубокий вздох и ссутулился на скамье рядом с ними:
— Почему она не должна была отнестись благосклонно? Она ни в чём не участвует, поэтому у неё нет причин подозревать что-либо.
Данбар извлёк обтянутую кожей записную книжку, очень дорогую и приобретённую именно ради такого случая.
Автоматическая ручка тоже была явно дорогой, «Монблан» с золотым пером.
— Я полагаю, вы могли бы рассказать нам обо всём, — сказал он. — Как можно более детально.
Детали: безумный воробей в зарослях, туман в лощинах, эхо от лошадиных копыт и эта абсурдная встреча на холодной скамье.
— Ей нравится город, — сказал Грей. — Ей, кажется, нравится Шпанглер...
— Есть ли у неё какое-либо представление, откуда он берёт деньги?
Грей покачал головой:
— Это совсем не тот род вопросов, на которые она ответит.
— Каковы их планы? Как часто он видится с нею?
— Не знаю. Может, три-четыре раза в неделю.
— А его здоровье?
— Болеет как раз она.
— Нас интересуют именно маленькие подробности, — сказал Саузерленд. — К примеру, как бы вы оценили её эмоциональное состояние?
Грей пожал плечами, выдыхая дым от сигареты — ужасной местной марки:
— Я видел её и в лучшем состоянии.
— А в чём, по-вашему, проблема? — настаивал Саузерленд.
— Не знаю. Возможно, она скучает.
— Или боится? — предположил Данбар. — Боится Шпанглера или того, что с ним происходит?
Саузерленд вежливо присовокупил:
— Естественно, Ники, это может иметь значение. Я имею в виду, что, если она искренне беспокоится о нём, это может означать, что у него серьёзные неприятности, что его положение достаточно отчаянное... и он может рассматривать различные возможности...
— Видите ли, вы всё понимаете неверно. Он ей нравится. Он оплачивает счета. Вот и всё.
— Да, но что те счета значат для него? — ухмыльнулся Данбар. — И что он предпринимает, чтобы расплатиться?
Читать дальше