Михаил Попов - Обреченный царевич

Но не беззубая танцовщица была для Мериптаха главной тайной свалки, а подземный ход. Да, однажды, под обломками старой бочки, под кучей сухих веток акации он обнаружил уходящий под землю лаз. Подземный ход в мемфисском дворце и любом храме не был никакой редкостью. Город стоял на этом месте многие сотни лет и хранил в своей памяти и под своею пыльной шкурой множество тайн. Сколько подземных лазов обрушилось, сколько было просто забыто или забито костями любопытных и неосторожных. Но одно дело подземный ход вообще, охраняемый, кому-то принадлежащий, серьезный, а другое свой. Свой собственный. О нем не знал никто из приятелей и, насколько удалось проверить, никто из слуг. Вел он из княжеского дворца в соседний дворец, где жил первый визирь князя толстяк Тнефахт.

Мериптах конечно же исследовал подземную дыру. Ход был длиною всего локтей в сорок, выходил с той стороны на поверхность в маленьком глиняном дворике, окруженном со всех сторон заброшенными конусообразными амбарами. Чьих-либо свежих следов там Мериптаху обнаружить не удалось, и посему он решил, что является законным и единственным обладателем этого сокровища. Эта узкая, с шершавыми боками дыра даже снилась ему иногда, и он был уверен, что она сыграет в его жизни, может быть даже скоро, выдающуюся роль.

Оглядевшись, не видит ли его кто-нибудь, Мериптах потрогал маскировочную кучу на крышке хода. Нет, здесь никто не рылся. Мальчик еще раз огляделся и начал карабкаться на дерево, ствол которого услужливо искривлялся в сторону стены. Взобрался на стену, внизу был глухой проулок, образованный двумя кирпичными оградами и присыпанный горячим песком, как пересохший канал. Ни единой живой души. Зависнув на привычно скрипнувшей ветке, мальчик спрыгнул вниз и помчался по проулку. Солнце стояло уже почти отвесно. В этот час даже нищие погонщики надевают сандалии, чтобы не обжечь ноги. В другое время они из бережливости носят их привязанными к поясу. У Мериптаха мелькнула мысль – не вернуться ли в спальню за обувкой? Нет, уж лучше терпеть жар под ногами, чем жар в груди. До храма Птаха, куда он направлялся, было не так уж и далеко.

«Дом жизни» располагался сразу направо от широкого главного входа. Длинное одноэтажное здание, состоящее из двух больших залов и двух маленьких комнаток. В двух первых располагалась школа, в двух других дом учителя Неферкера и его престарелого слуги.

Мериптах, встав на четвереньки, подобрался к первому низенькому окошку, осторожно заглянул внутрь. Увидел он там то, что и рассчитывал увидеть. На глиняном полу на корточках сидело десятка три учеников-подростков, каждый левой рукой придерживал на коленях навощеную деревянную дощечку, а в правой держал тростниковую палочку. Меж ними расхаживал, чуть припадая на правую ногу, узкоплечий, горбящийся старик, учитель Неферкер. Он только что раздал задания ученикам и теперь смотрел, что они там карябают на своих дощечках. На лице у него застыло выражение недоброжелательной усталости. Время от времени он похлопывал себя по колену главным своим учительским инструментом – жесткой тростиной и, забравшись себе в рот двумя черными пальцами, со страдальческим видом шевелил единственный торчащий из верхней челюсти зуб. Когда учитель маялся зубной болью, лучше было в «Доме жизни» не показываться.

Неферкер, раздав задания в одном классе, прошаркал во второй. Мериптах поглубже просунул голову внутрь. Лица приятелей, увидевших его, просияли. Один за другим, осторожно, оглядываясь в сторону дверного проема, они подползали к нему со своими дощечками. Самое простое задание было у Бехезти. Старик Неферкер, как опытный педагог, каждого ученика мучил с учетом его способностей. От длинного, туповатого Бехезти он добивался только одного, чтобы тот толком запомнил простой счетный ряд. Как обозначается единица, десяток и сотня, сын повара усвоил, а дальше пойти был не в силах. Мериптах взял из его пальцев заостренную палочку и быстро начертал цветок лотоса – тысяча, поднятый кверху указательный палец – десять тысяч, лягушка – сто тысяч. Как обозначить миллион он тоже знал – человек, сидящий на одном колене с воздетыми к небу руками, – но не успел. Послышались учительские шаги, сын повара скользнул на свое место. Княжеский сын присел за окошком. Еще ноги не успели устать, как он услышал сердитый голос старика:

– Мериптах!

Встав во весь рост, мальчик увидел, что учитель стоит подле согнувшегося от страха Бехезти и смотрит в его записи.