Михаил Попов - Железный Хромец

– Что тебе?

– Кабул-Шах умер.

– Как умер?

– Сидит под чинарою и не дышит. Он уже холодный. Почти как живой, но совсем холодный.

– Он же еще молодой, он ничем не болел, – попытался спорить с очевидностью Тимур, но скоро оставил это занятие, более достойное женщин и философов.

– Это дурной знак, – осторожно сказал с неопределенной интонацией визирь.

Тимур усмехнулся, покосившись на него:

– Только не для тебя. Я жду тебя в лагере под Балхом.

Сказать, что войско Тимура пало на Балхские земли как снег на голову или как песчаная буря, значит, не сказать ничего. Конники самаркандского эмира появились под стенами родового Хуссейнова гнезда прежде самых неопределенных слухов о начавшейся войне. Не зря сказано и повторяется: неожиданность – это половина успеха. Так вот, что касается половины успеха, то она была достигнута буквально в течение одного дня. В тоске и ужасе заперся Хуссейн внутри возлюбленной своей стройки.

Тимур не стал предпринимать штурм с ходу, как советовали ему многие. Выразительно высившиеся на фоне синего неба нововозведенные укрепления Балха подсказывали, что не следует этого делать. Не важно, что защитники деморализованы и похожи скорее на стадо баранов, чем на войско.

– Из-за таких стен даже зажмурившаяся овца может поразить неустрашимого барса.

Решено было ждать, когда подойдут стенобитные машины вместе с китайскими мастерами, специально выписанными из Поднебесной империи для их обслуживания. А пока следовало обложить Балх со всех сторон, дабы не прорвались к нему подкрепления или обозы с провиантом и другими припасами.

В те дни, когда Тимур занимался подготовкой к длительной осаде, Хуссейн обходил свои хранилища и проверял, насколько город готов к длительному сидению в полной изоляции. Оказалось, что все не так уж плохо. И риса, и пшеницы, и сушеных фруктов, и масла, и вяленого мяса, и сыра овечьего и козьего запасено было в количествах просто огромных. Четыре полноценных источника имелось внутри городских стен, не считая специальных резервуаров с дождевою водой.

Из хранилищ Хуссейн отправился в арсеналы, сердце его осталось довольно и этим посещением. Многие тысячи стрел, копий и мечей хранились там всегда готовые к применению. Бурдюки с китайским песком, то есть порохом и нефтью, для ведения огненной войны также имелись в изобилии.

Эмир искренне поблагодарил старого визиря Ибрагим-бека за его старание и даже подарил ему богато украшенный персидский акинак [55], что сочтено всеми придворными было как знак высочайшего расположения.

Вечером того же дня к Хуссейну прокрался, миновав посты осаждающих, человек от Маулана Задэ и сообщил, что сербедар ни в коем случае не предал своего хазрета, более того, уже начал осуществление своего плана, в результате которого войско, прибывшее из Самарканда, должно быть обезглавлено.

На следующее утро Хуссейн, глядя на Тимуровых конников с высоты своих стен, не испытывал никакой робости, он даже шутил со своими приближенными, говоря, что воинам его бывшего друга придется пришивать своим коням крылья, дабы они могли взобраться на укрепления Балха.

Хуссейн верил, что изворотливый Маулана Задэ успеет заколоть Тимура раньше, чем в хранилищах города закончатся запасы. А лишенная единого управления армия, стоящая сейчас под стенами, перестанет быть грозной силой. Мансур и Курбан Дарваза не захотят подчиняться Кейхосроу, сеид Береке их в этом поддержит. Не захотят подчиняться лисе из Хуталляна и мели́ки Карши и Бухары, по слухам, уже прибывшие к Балху. Разодранное противоречиями войско гостей с севера станет легкой добычей. Да, жеребец, вырывающийся вперед в самом начале скачки, порой приходит к ее финишу последним.

Вслед за своим эмиром воспряли духом и его воины. Все чаще в адрес всадников Тимура неслись со стен оскорбительные выкрики, издевательские приглашения в гости. Нападающие и защищающиеся обменивались стрелами, но результативность такой стрельбы была ничтожной. Ибо одни все время двигались, а другие прятались за стенами.

Воины Тимура часто вызывали воинов Хуссейна на честный батырский поединок, но ничего из этого не выходило. Владетель Балха строго-настрого запретил своим участвовать в этих поединках. Он боялся подвоха. Ведь для того, чтобы выпустить всадника из крепости, необходимо хотя бы ненадолго отпереть ворота.