Татьяна Сенина - Кассия

Евфросина чуть помолчала.

– Знаю, – ответила она тихо. – Может, владыка Мефодий и ошибся в этом случае… Но ведь сейчас дело не в святом Феодоре, а в его преемниках! Что стоило отцам Навкратию и Афанасию сжечь эти несчастные трактаты? В конце концов святейший не заставлял их исповедовать во всеуслышание, что преподобный Феодор ошибался в вопросе о прелюбодейном браке… Почему бы им не явить снисхождение в этом споре, чтобы лишний раз не разделять Церковь? Но они не захотели… И вот, опять смута! Всё же мне кажется, тут дело не столько в почтении к памяти отца Феодора, сколько в самолюбии… Потому, думаю, отец Иоанникий и объявил их действия пагубной схизмой. Ты говоришь, что не знаешь, какой в нем дух глаголет, но разве в этом можно сомневаться? Отец Иоанникий был чудотворцем и прозорливцем, и на его могиле уже совершаются чудеса!

– И что это доказывает? – возразила Кассия с горячностью. – Сам Господь предрек: «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не Твоим ли именем мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас, отойдите от Меня, творящие беззаконие». Ты, матушка, помнишь, как Златоуст толкует это место?

– Нет.

– Он говорит, что это сказано о тех, которые при жизни мнят себя друзьями Божиими, но на суде узна́ют, что Господь «даровал им благодать не как друзьям». И что ничего нет удивительного, если Бог дает дары благодати людям, верившим в Него, но не имевшим жизни, согласной с верой – ведь «Он действует и в тех, кто не имел ни той, ни другой»: например, Бог ради спасения других людей открыл будущее Валааму и фараону, хотя у них не было ни истинной веры, ни добродетелей. Вот цена чудес и прозорливости самих по себе! Кстати, небезызвестный тебе господин Лев, бывший иконоборческий архиепископ Солунский, тоже прославился среди своей паствы несколькими чудотворениями, и я доподлинно знаю, что рассказы об этом верны.

Ефвросина некоторое время молча смотрела на Кассию и, наконец, сказала печально и немного усмешливо:

– Умна ты слишком, мать. Тебя послушать, так господин Иоанникий и вовсе не свят! Только, знаешь, здесь я с тобой никогда не соглашусь – так же как и сотни людей, приходивших к нему и получавших исцеление души и тела. Даже сам владыка Мефодий посещал его!.. Я чтила отца Феодора и получила от него много полезных советов, но и от отца Иоанникия я получила верное предсказание и несколько наставлений, которые мне очень пригодились. Я считаю, что они оба святы! А что до отца Навкратия… Он, конечно, великий исповедник, но разве он не мог ошибиться, как человек?

– Разумеется, мог. Но точно так же мог ошибиться и отец Иоанникий, когда проклинал студитов. Я не знаю, свят он или не свят, и не буду говорить об этом. Речь сейчас о том, что он анафематствовал отцов Навкратия, Николая и других братий. Так вот, я считаю, что это совсем не святое деяние, и никто не убедит меня в обратном, – Кассия чуть помолчала. – Мне, право, совсем не хочется ссориться с тобой, матушка. Будущее покажет, кто был прав, а кто ошибался.

– Да будет воля Божия! – проговорила Евфросина. – Надеюсь, что на небесах… все эти противоречия и непонимание… как-то разрешатся…

– Да, только на это, кажется, нам и осталось теперь надеяться, – вздохнула Кассия.

Ободренный Олимпским подвижником, патриарх более не сомневался в избранном пути: смирятся или не смирятся студиты и их сторонники, уступать им он не собирался ни на йоту. Ради еще большего прославления памяти святителя Никифора, Мефодий решил давно задуманное им перенесение мощей патриарха из Свято-Феодоровой обители в столицу совершить как можно более торжественно. В первое воскресенье Великого поста после литургии он обратился к императрице с речью.

– Не подобает державе и государству, – говорил Мефодий, – более того, будет весьма неприлично и неблагоприятно, если мы не потщимся перенести в Город богоносное тело почтенного и знаменитого в патриархах Никифора, который ради всеславной и непорочной веры был изгнан со святительского престола и закончил жизнь в длительной ссылке, чтобы нам не показаться настолько неблагодарными по отношению к нему, что мы и после смерти оставили его без чести, как бы под тем же приговором изгнания. Не потерпим же дальше видеть, как чада благочестия, вскормленные божественными поучениями святого Никифора, оплакивают разлуку с отцом и как прекрасный и царственный Город, превосходнейший в поднебесной, знавший его первоверховным вождем, пребывает лишенным его драгоценных мощей – ибо они, безусловно, станут для него крепким охранением и защитой. Пусть же Церковь вернет своего жениха и, богопослушным мановением пастырелюбивой государыни, достигнет через перенесесение тела посмертного соединения с тем, кто при жизни был отнят у нее тиранической рукой беззаконновавшего императора. Ведь ты видишь, августейшая, как эти люди, благодаря тебе обретшие единодушие и единомыслие, горячо стремятся слышать голос своего духовного пастыря даже после его смерти. Если только они увидят, как к ним возвращаются его останки, они сочтут, что получают обратно его самого, и будут хранить его как поселившееся у них неприкосновенное сокровище и многожеланное богатство.