Александр Андреев - Есенин

Они некоторое время молчали, разглядывая друг друга.

— Ты у нас будешь служить?

— Мечтаю. В силу необходимости, конечно...

Отец подвёл сына к хозяину.

— Вот, Дмитрий Ларионович, представляю.

Крылов коснулся пальцами края шляпы, слегка приподняв её.

— Здравствуйте. Пройдёмте ко мне, пожалуйста... — Умолк, позабыв, как звать.

— Сергей, — подсказал отец.

— Пройдёмте ко мне, Сергей Александрович...

Хозяин был в светлой чесучовой паре. На кремовом резко выделялась смоляная бородка, фиолетовые припухлости под глазами подрагивали.

— Липа, ты поднимешься с нами? — обратился он к жене.

— Конечно. — Её каблучки застучали по лестнице, ведущей наверх, в контору.

Есенин стащил с себя халат, передал его отцу и направился вслед за хозяевами.

В конторе Крылов усадил его в кресло, а сам сел напротив, не то сердитый на что-то, не то нездоровый и помятый после вчерашнего кутежа. Жена присела на стул поодаль, из-под широкой шляпы наблюдала за Есениным.

— Мне многое говорил о вас, Сергей Александрович, ваш отец, — начал хозяин. — Учиться вам осталось год. Если вы потом приедете сюда и станете служить у меня, я буду рад. Я весьма высоко ценю вашего отца.

Жена дополнила:

— У нас служили многие, но всё это было... не то.

— Через год я приеду, — пообещал Есенин.

— Не обманете? — вырвалось у хозяйки.

Муж с укоризной взглянул на неё.

— Липа... — И опять обратился к Есенину: — Отец тревожился, что вы увлекаетесь стихами. Он почему-то страшится этого вашего пристрастия. Весьма странно, конечно, с его стороны... А у вас это не прошло?

Есенин промолчал.

— Пора бы уж пройти. Но это, в конце концов, меня не касается. Мне важно, чтобы вы добросовестно исполняли свои обязанности... — Видно было, как он маялся с похмелья, не знал, куда девать себя, шумно вздыхал, мял пальцами лицо. — Я считаю, что мы Пришли к соглашению. — И заторопился: — Извините, Сергей Александрович, мы собрались в город, поразвлечься...

Есенин встал, поклонился.

— Желаю вам хорошо провести время.

Крылов тоже поднялся, ему невыносимо было сидеть, необходимо было выпить чего-то покрепче.

— До свидания.

Жена благосклонно подала мягкую руку.

— Не забывайте нас.

Внизу Александр Никитич встретил сына нетерпеливым вопросом, — он даже изменился в лице, ожидая:

— Ну, как?

— Чего беспокоишься, папаша? Всё хорошо.

— Как же не беспокоиться, сынок? О таком месте многие мечтают.

Сын не смог утаить снисходительно-презрительной усмешки:

— Что и говорить, мечта возвышенная!..

— Не смейся. Вспомни сперва, где ты вырос, откуда ты пошёл... Расскажи-ка подробно, ладно ли с тобой обращались?

— Чересчур. Место осталось за мной.

Отец сразу же подобрел, сквозь печаль в глазах пробилась радость — бледный лучик солнца сквозь сизый сумрак тучи.

— Ты собираешься с Воскресенским в город... Вот тебе десять рублей, купи чего захочется. Пустяками не прельщайся, зря не трать. А если путное что попадётся...

Есенин был растроган внезапной отцовской добротой и щедростью.

— Спасибо, папаша.

Он со всё возрастающим нетерпением ждал «вечного странника», даже выбегал на улицу — взглянуть, не идёт ли, то и дело вынимал тетрадь со стихами, снова и снова пробегал взглядом по строчкам, хотя они давно отпечатались в мозгу до единой буковки, до запятой — разбуди в глухую полночь, прочтёт без запинки...

Воскресенский пришёл, как и обещал, в полдень. Он был шумный и праздничный, но трезвый, опрятный, в расстёгнутой куртке поверх светлой косоворотки. Стёкла очков вспыхивали, от них как бы разбегались по стенам солнечные зайцы.

— Привет вам, господа, и доброго здоровья!

Видно было, что он здесь свой человек; Александр Никитич подозвал его к себе, перегнулся через прилавок.

— Нехорошо я вёл себя вчера, Владимир Евгеньевич. Лишнее вырвалось в сердцах... Извините...

Воскресенский наставительно поднял палец.

— Я досконально изучил движение человеческой души по замысловатым извилинам бытия. И мне ясны порывы души вашей, Александр Никитич. В силу этого ваши вчерашние обличения в адрес моей особы пролетели мимо, как ветер, и вы, прошу вас, не мучьте себя раскаяниями... Сергей Александрович, вы готовы в поход?

— Готов, — ответил Есенин. — Но я всё же прошу вас задержаться на короткое время. — Он вопросительно поглядел на корректора.

Тот понимающе кивнул.

Они отодвинулись к окну, и Есенин подал ему тетрадь. Воскресенский поправил очки, убрал со щеки прядь и углубился в чтение.